Секта для бога - Алексей Кривошеин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Игнат... друг! — услышал Игнат едва слышные слова. — Когда друг... за спиной... будь спокоен... брат...
Слова переросли в хрип, лицо Жабика исказила гримаса боли. Он упал, как стоял, в полный рост. Игнат подскочил ' к нему, подхватил, не дав удариться. Из глаз хлынули слезы.
— Жабик! Жабусичек! Не уходи! Я с тобой! Я не хотел! Жабик!..
Слезы размыли мир, Игнат смахивал их, видел перед собой мертвенное лицо Жабика, оно тут же расплывалось снова. Потом чьи-то сильные руки помогли ему подняться, | отвели в сторону. Тело Жабика подняли и унесли. Игнат хотел вскочить, помешать им, но сил сопротивляться не было. Он мог только сидеть и всхлипывать. В груди лопнул сосуд с едкой жидкостью. Горечь растекалась по телу, щипала душу, колола совесть! В голове отчетливо прозвучали слова:
— Ты предал своего единственного друга!
— Нет! — яростно воскликнул Игнат. — Я поступил так, как должен был поступить! Теперь я стану...
Кем? Он сам не знал ответа на этот вопрос. Бриллиантиком в песочнице Бога?! Бриллиантиком?! Черным бриллиантом, который даже алчные руки побоятся тронуть и который никогда не засияет!..
— Поздравляю, — услышал Игнат слова. Он понял глаза, перед ним стоял Темин.
— Ты прошел посвящение, — сказал он.
Пальцы Игната раздвинул очередной предмет. Он поглядел на него. Это было простое зеркальце. Игнат посмотрел на человека в черном, хотел ему крикнуть что-то гневное, но того уже не было. Игнат сидел во дворе дома сто тридцать пять один-одинешенек с зеркалом в руке.
Он поднял зеркало: погляди на предателя! Заглянул в него — и замер. Тело сковали арктические морозы. Из зеркала на него глядело бледное, убитое лицо. Но не это поразило Игната. Над его головой висел яркий и четкий Знак.
“Ты прошел посвящение”, — прогудели в голове слова Черного. Игнат яростно вскрикнул и разбил зеркальце о стену дома.
Он не помнил, как очутился дома. Время остановилось, мир исчез. Тело на автопилоте шагало куда-то, производило манипуляции, жило, а сознание в этот момент было далеко.
“Я убил его. Я убил Жабика. Я убил друга”, — монотонно долбила черепную коробку одна-единственная мысль. Заезженная пластинка, вобравшая в себя бесконечность. Только она сейчас была реальна. Мир вокруг, ощущения и воспоминания — все это исчезло, растворилось в туманной дымке забвения. Остались лишь пустота в душе и осознание непоправимости содеянного.
“Я убил его. Я убил его. Я убил...” — стучали в голове неумолимые слова, каждый раз отзываясь острой болью в сердце. Словно с каждым словом кто-то вонзал в красное, истекающее кровью месиво еще одну иглу. Острую, смазанную едкой жидкостью иглу. Выбирал самые больные и уязвимые места и вонзал, вонзал...
— Егор, на тебе лица нет... — пробились сквозь монотонный стук вины странные слова.
Игнат встрепенулся, схватился за них, словно за спасительную соломинку. Они спасут его. Он должен идти за ними.
— Ой, дура старая! Какой Егор-то, Игнат! Конечно же Игнат! Егора нет давно! Но лица на тебе нет прям так же, как и на Егорке тогда! Ой, помню прибежал, бледный весь, глазищи горят! Дверь снес, словно и не было ее! Я к нему подхожу, говорю: дверь-то зачем сломал, ирод окаянный? А он так глянул, что аж насквозь пробрало...
Из шевелящегося тумана, покрывшего мир, проступили знакомые черты. Видение. Рот видения быстро шевелился, и Игнат понял, что слова, которые помогли ему вернуться, произносит именно оно.
— Я помню чудное мгновенье! Передо мной явилась ты!..
Кто-то продекламировал эти строки, тоже до боли знакомые, но сейчас не вспомнить откуда. Все это из той, прежней жизни, когда еще не было страшного груза вины.
— Ой! Че это! — Видение заткнулось и вытаращило глаза. Потом оглянулось и снова уставилось на Игната. — Ты это про меня, что ль? Свихнулся, что ль, мил-человек? Какое ж из меня сейчас видение. Это вот по молодости помню... Ой, бегали за мной мужики! Толпами бегали. Хи-хи-хи! Бабушка старая, а вспомнить есть что. Бывало, как сяду, как вспомню, аж по всему телу мураши побегут, здоровенные, что твой кулак.
Видение тоже очень знакомое. Кажется, стоит чуть-чуть напрячься — и вспомню. еще чуть-чуть. Все ж лучше, чем страшное ощущение вины и пустоты.
— А вот третий муж, помнится, был! Выпивоха страшный, мог ведро самогону в одну харю выдуть! Но даже после этого мужик был о-го-го! Как прижмет, как схва-а-атит! Хи-хи-хи!
Видение восторженно захохотало и захлопало в ладоши, отчего еще больше стало похоже на...
— Бабушка Милли?! — воскликнул Игнат.
— Что?! — Бабушка прервала поток воспоминаний и вытаращилась на него с неподдельным беспокойством. — Игнат, а ты здоров ли? Что-то я сомневаюсь. Хочешь дам тебе мази целебной? У меня где-то была...
Не дожидаясь согласия, она повернулась и начала копаться в груде коробок. Игнат моргнул пару раз, удивленно огляделся. Из тумана забытья проступили знакомые стены, всюду высились горы коробок, тусклая лампочка под потолком. Тихо гудят счетчики. Прихожая их квартиры. А перед ним действительно бабушка Милли.
— Сейчас. Где-то здесь была. Мне второй муж оставил. Гутарил, шибко хорошо помогает. О! Вот она!
Бабушка извлекла из коробки старую бутылку, заткнутую пробкой. На личике ее отразилось небывалое почтение к лекарству. Она протянула бутылку Игнату:
— Держи!
Игнат машинально взял бутылку, поднес к носу. Фу! Лицо скривило, в ноздри будто брызнуло едкой жидкостью. Игнат резко отдернул бутылку подальше от носа.
— И как этим пользоваться?! — воскликнул он.
— Открываешь, но осторожно, — начала рассказывать бабушка. — Чтобы, значится, ни капельки не попало на руки. Лучше резиновые перчатки надеть. Едкая эта мазь очень. На тряпочку, значится, а потом приложить прямком к заднему месту. И держать докеда сможешь! Хи-хи-хи. Помню как-то Иван так делал. Ой, как он матерился, и как только не называл меня потом! И дурой старой! И каргой бестолковой! Даже душегубицей кровавой!..
— А как мазь действует? — подозрительно спросил Игнат.
— А так и действует? Место-то заднее так потом дерет, что обо всех других напастях разом забываешь, словно и нет их! О как! Хи-хи-хи, чего только умники не напридумают!..
Игнат потерянно сидел в комнате. Бабка все еще бормотала за дверью, расхваливая чудо-мазь, но он не обращал на нее внимания. Она вывела его из фатального состояния безразличия, но легче от этого не стало. Горечь и боль никуда не уходили! Они были рядом, только вспомни о них — тут же накинутся, начнут грызть, заживо погребая под гнетом вины.
“Как же я мог так поступить с Жабиком? Почему? В который уже раз перед глазами предстал Темин. Безупречный черный костюм, бесцветные глаза, пристальный взгляд. Словно наваждение на меня нашло. Колдовство?! Точно! Они использовали колдовство! Пускай не колдовство, а современные технологии психологического подавления. Они заставили меня, против воли заставили. Если бы не они, я ни за что бы не предал Жабика. Никогда и ни за что!”