Гордость Карфагена - Дэвид Энтони Дарем

Все офицеры посмотрели на Бостара. Тот сначала пожал плечами, но затем предположил:

— Я слышал, они строят высокое кострище из бревен, заворачивают труп в шкуры животных и выставляют плакальщиц, чтобы их причитания отгоняли диких зверей.

— Так и поступим, — согласился Ганнибал. — Не вижу нужды осквернять его тело больше, чем это сделала алчность Висотрекса. Кто выполнит обряд?

Генералы молча потупили взоры. Лишь один из них отозвался на просьбу командира. Проворчав упрек своим товарищам, Мономах поднялся и схватил полуживого галла за лодыжку. Он потащил его в темноту, словно рабочий, покорно взявшийся за позднее задание.

Когда звук тела, волочившегося по земле, затих и сменился тихим треском костра, Ганнибал прошептал:

— Я начинаю чувствовать границы моей человечности.

Он вздохнул и вновь перешел на командный голос.

— Вот что мы сделаем нынешней ночью. Присядь, Магон. Нам известно, что половина солдат нашей армии отделена от нас и мы пока не знаем, уцелели они или нет. Мы должны объединиться с ними. Нам нужно освободить тропу от врагов.

Его младший брат уже имел готовый план.

— Возможен такой вариант. Послушай, что я скажу.

Перед самой полуночью, под прикрытием облачной тьмы, Магон повел небольшой отряд на особое задание. Они начали взбираться вверх по скалам, цепляясь за выступы гранита. Небольшая расселина позволила им подняться на верхний ярус зигзагообразной тропы на почти отвесном склоне. Магон уже начал сомневаться, что сможет найти маршрут и вывести отряд выше выступа, с которого аллоброги координировали свои атаки. Тем не менее его безмолвная молитва помогла им в пути. За два часа до рассвета они заняли пози цию над силами противника. Осторожно выглядывая из-за укрытия, Магон рассматривал галлов, собравшихся у костров, и ловил отголоски их бесед. Внезапно он услышал звучный храп — настолько громкий, что ему пришлось послать разведчиков для проверки ближайшей территории. Однако вскоре выяснилось, что нарушитель спокойствия находился на нижнем ярусе.

При первых проблесках рассвета они напали на аллоброгов . Атака застала галлов врасплох. Многие из них погибли во сне и у костров, где готовилась утренняя пища. На этот раз град копий сразил их, а не карфагенян. Когда солнце поднялось выше гор, тропа была свободна и два фланга армии соединились вместе. Отряды Ганнибала не могли контролировать все высоты ущелья, но они прошли через него, несмотря на большие потери. В местах, где слоны проложили жуткие просеки ужаса среди скопища варваров, люди шагали по трупам и кускам человеческих тел. Наконец, к всеобщему облегчению, ущелье раздвинулось, уступив место красивой долине. Над ними было только чистое небо, с которого не падали камни, деревья и дротики.

На ровной земле, присыпанной снегом, они устроили хорошо защищенный лагерь. Их дозорные, размещенные на высокой скале, наблюдали за каждой частью долины. Если бы аллоброги напали на них, им пришлось бы сражаться против целой армии. Усталые и уязвленные воины, потерявшие своих товарищей, были бы не против отомстить за нанесенный им урон. Но, очевидно, враг не собирался преследовать их дальше. Только небольшие банды нападали на отставших солдат. Магон понял, что пожива от мертвых в ущелье была достаточной, чтобы занять аллоброгов нанеделю-другую. Два следующих спокойных дня армия залечивала ссадины и синяки, подсчитывала мертвых и потерянный провиант, выхаживала раненных животных и приветствовала отбившихся солдат и обозников, которые добирались до лагеря, демонстрируя беспредельную стойкость и звериный инстинкт выживания.

Краткий отдых закончился, когда ранним утром третьего дня сигнальщики, по приказу Ганнибала, протрубили сбор. Армия пришла в движение. Солдаты просыпались в сырой одежде и кутались в тряпки, чтобы немного согреться. Они с надеждой высматривали солнце, но небо закрывали низкие темные тучи. Казалось, что пока они поднимались на горный перевал, небесный свод опускался к ним навстречу. А затем пошел снег. Он начался перед полуднем: сначала упала одна большая снежинка, затем другая. Многие африканцы прежде не видели ничего подобного. Тартесийцы сняли красные ленты со своих тюков и повязали их на головы в знак церемониального смирения. Ливийцы тщетно пытались увернуться от снежинок, словно те были оружием галльской магии. Они уклонялись, подныривали и выражали такую тревогу, что северные иберийцы падали на землю в приступах хохота. Племена из центральной Иберии остановились и сбросили поклажу с плеч, с открытыми ртами созерцая начало снегопада. Нумидийцы наблюдали за происходящим с надменным презрением. Они о чем-то шептались друг другом и пытались выглядеть спокойными на спинах лошадей, хотя некоторые из них не могли удержаться, быстрыми щелчками сбивая крупные снежинки с рук и плеч, словно те были ядовитыми скорпионами.

Магон почувствовал нараставший страх, но прежде чем он успел испугаться, Ганнибал спрыгнул с лошади на виду у всего войска и упрекнул солдат за страх перед белыми пушинками, такими же легкими, как голубиный пух. Он поднял вверх подбородок и поймал несколько снежинок ртом, предложив другим последовать его примеру. За время похода его борода стала длинной и густой, но даже она не могла скрыть веселой улыбки. Он сгреб снег руками, слепил крепкий шар и метнул его в брата. Магон замер в изумлении, когда снежок взорвался на его груди. Через миг Ганнибал слепил второй снежный шар и на этот раз попал им в поднятую руку нумидийца. Вскоре люди подхватили эту забаву, и снежки замелькали в воздухе во всех направлениях. Мужчины кричали и смеялись. К ним снова вернулось смелость. Они так часто смотрели на летевшие в них копья и стрелы. Так что же им бояться снега? Веселье прекратилось, когда балеарцы начали метать из пращей куски льда. Их снаряды сбивали людей с ног и слишком уж напоминали боевые действия. Ганнибал с трудом удержал солдат от драки и приказал продолжить марш.

Через несколько часов снег перестал казаться странным и превратился в привычную неприятность. Теперь он падал более ровно. Снежинки уменьшились в размере, но увеличились в количестве. Их белый покров окутал камни и землю. Они скапливались на ветвях деревьев и собирались на плечах солдат, на головах и шлемах. Люди дрожали от холода и зябко ежились в доспехах, сгибаясь под тяжестью тюков и оружия. Их обнаженные плечи побледнели. Кожа на руках и ногах посинела. Члены стали вялыми и неуклюжими. Лед собирался между пальцев онемевших ног. Многие люди спотыкались и падали, с трудом поднимались и снова спотыкались.

Чем выше они поднимались, тем пустыннее становился ландшафт, на вид лишенный всякой жизни. Заостренные