Тропа Исполинов - Феликс Петрович Эльдемуров

Всё равно, лишь бы идти, идти нескончаемым маршем, отбросив тревоги, веря в свою победу, быть самим собой…

Много дней на свете жить

Иль немного,

То ли ладом всё пойдёт,

То ль кувырком…

Ты одна меня поймёшь,

Ты, дорога,

Эх, дорога, эх дорога —

Пыль столбом!..

Ещё через день из Лаггатоу пришла депеша, подтверждавшая распоряжение, согласно которому генерал Хорбен был отстранен от командования келлангийской армией — которую теперь никто не называл армией союзников…

Спустя ещё сутки тагркосские войска прошли маршем более половины пути до Урса и очистили от неприятеля две трети Южного Тагр-Косса. Пленные келлангийцы восстанавливали разрушенные дома и трудились на хозяйственных работах. Большинство из них просто отпускали восвояси — на территорию того же Бэрланда, с представительством которого было заключено соответствующее соглашение. Даурадес верил, что вернувшись домой эти люди порасскажут немало и о том, как их учили воевать тагры, и о том, как с ними обращались в плену, а также о том, что кое-кто из них, согласно желанию, вступил в корпус полковника Еминежа — чтобы по примеру тагркосских драгун совершить в скором будущем рейд до Лаггатоу.

4

Чёрные военные флаги тагров развевались в ветру над Дангаром и Маллен-Гроском, над окрестными поселками, по всем путям и дорогам, ведущим от столицы, где колонна за колонной шли тагркосские войска. Искорки солнца играли на свежевыпавшем снегу. Эскадрон кавалерии на рысях теснил к обочине отряд пехотинцев.

— Ну вы, ковылерия недоеденная!

— Ездуны! Ходить разучились! — ворчали те.

— Пих-хота, от слова "пихать"! — не оставались в долгу кавалеристы. Начальник пехотного подразделения вынул изо рта источавшую кудрявый синеватый дымок трубку:

— А ну, па-адтянуться!.. Бригада, песню!

Вперед пробежали двое барабанщиков. Торопливая дробь прорезала морозный воздух.

— Запевай, запевай, — хриплым голосом поторопил Крабат. — Бригада, песню!

Тишина. Хруп-хруп, хруп-хруп — шагают по снегу усталые ноги.

— Бригада, песню!

Тишина и — только тихая дробь барабанов.

— Бригада, песню!

— А пошёл ты… — слышится из строя.

— Чтоо?!

— Вр-ремя верить, время петь!

И окна распахнуть,

И двери отпереть!

Пусть Надежда солнечным лучом

Нам дорогу освещает впредь!

Голос Правды,

Голос-гром!

Тобой пробуждены,

В дорогу мы идем,

Ты должен сильным быть теперь,

Чтобы слабым не стать потом!

Солдат — он и есть солдат. Сегодня он жив, а завтра его поведут умирать. Ещё сегодня ты шагаешь, чувствуя, как в сапогах хлюпает промёрзлая вода, а завтра — а там уже всё…

Пылающий золотом шар поднимался над заснеженным полем. Тагркосская армия под командованием Даурадеса выдвигалась к Урсу…

Мы же с вами, дорогой мой терпеливый читатель, на несколько глав перенесёмся в Бугден и посмотрим, что происходило с нашим главным героем, Тинчем, осенью и зимой — за несколько месяцев до описанных выше событий.

Часть IV

Бугден

Глава 14. Тайри

Ты скажи, как мне быть

и идти мне куда?

В небесах, в небытьи

полыхает звезда.

Только та ли звезда

освещает мой путь,

Что шептала тогда:

"Не забудь, не забудь…"?

Я шагаю сквозь ночь

по дороге один,

Мимо снежных вершин,

мимо диких долин.

Голубеет трава,

зеленеет земля…

Может, ты не права,

что прельстила меня?

Говоришь ты: "Поверь!",

утешаешь: "Держись!",

А я знаю, ты — Смерть,

а я знаю, ты — Жизнь,

Через тысячи снов,

через тысячи рек…

И я верю, что Бог,

верю, что Человек.

Ты скажи, как мне быть

и идти мне куда?

В небесах, в небытьи

полыхает звезда.

Голубеет трава,

зеленеет земля…

Может, ты неправа,

что прельстила меня?

"Песнь о Звезде"

1

Человек учился рисовать у камня.

Он с трепетом приближался к камню. Беседовал с камнем. Вопрошал камень.

В узловатых переплетениях жилок наблюдал он изгибы искусного танца Девы. Во внезапных внутренних искорках ловил блеск затаившихся глаз. С ясной прозрачностью кристалла сравнивал видимую простоту Океана.

Ведь стоит лишь спросить — и о многом расскажет Камень.

Некогда, очень давно, Тинч любил бывать там, в самой глубине скал. Цветными мелками, прихватить с собой коробочку с которыми он никогда не забывал, его рука подолгу обводила извилины и чёрточки, глазки и сочленения пластов. Ему представлялось, что если он сумеет соединить все эти линии особым, правильным способом, то из глубины скалы само собой проглянет Изображение, удивительное и прекрасное… И что в рисунке том соберётся вся мудрость мира. И вот тогда ему удастся понять и разгадать все тайны земли и неба, огня, воды и воздуха. А может быть — и совершать чудеса…

Шли дожди, шло время. На скалах появлялись и исчезали контуры небывалых рыб и цветов, коней и кораблей, людей и замков. Не было лишь чего-то одного — живого, говорящего. Он перестал таскать с собой мелки. Быть может, обводя не им прочерченные контуры, он невольно искажает что-то, первозданное и первопричинное, что, почти неощутимо, прячется внутри? Надо ли обводить то, что значимо само по себе? Теперь он подолгу просто бродил или сидел и смотрел. Иногда ему начинало казаться, что ему вот-вот доведется увидеть, подсмотреть это… И даже более — он не раз замечал его. Он уже понял, что это было не простым одиноким знаком или рисунком. Оно было странным, на первый взгляд, переплетением изображений, совсем как на рисунках в детских книжках — "найди 22 рисунка в одном". Рисунки, знаки, символы перепутывались, входили один в другой, вытекали один из другого. Они шевелили глазами, они беззвучно разговаривали друг с другом, они просто жили… Он пробовал, и не раз, вооружившись карандашом и бумагой, скопировать хотя бы один-два из них. Выходило, конечно, не очень. Картинки упрямо не желали существовать поодиночке, будучи расцеплены одна с другой. Он заметил, что линии, замеченные им в толще камня, напоминают черты, которые можно встретить в живых существах и простых предметах. Он понял, что отныне, если захочет, сумеет изобразить живую лошадь, скачущую или вставшую на дыбы, подбирающую траву с луга или нежно перебирающую губами