Черный нарцисс - Валерия Вербинина

– Вероника, – вздохнул главред, – может, хватит уже, а? Братец сдох. – Вероника побледнела и приоткрыла рот. – Он тебя больше не прикроет. Пиши заявление и не порть себе трудкнижку. Если верно то, что я слышал, новая работа тебе понадобится очень скоро.

У нее задрожали губы, но она увидела торжествующее выражение на лице Федора и сказала то, что должна была сказать в данной ситуации и что придавало ей хоть какую-то видимость независимости.

– Да пошел ты…

Она швырнула ему в лицо лист бумаги, который, не долетев до редактора, упал на стол, и быстрым шагом вышла из кабинета, не забыв на прощание как следует грохнуть дверью.

В коридоре она столкнулась с Сидихиной, корректоршей, которую главред называл «наша корректная дама». У седовласой подтянутой Сидихиной и впрямь всегда был вид аристократки, которая по совершенно непонятной причине занимается поиском ошибок и опечаток в чужих текстах.

– Здрасьте, – буркнула Вероника. Сидихина слегка повернула голову, с великосветским презрением посмотрела на нее, словно на какую-то ошибку природы, и величаво прошла – нет, прошествовала мимо.

То, что корректорша даже не пожелала с ней поздороваться, уже само по себе было плохим признаком. Однако кое-что похуже поджидало Веронику в ее собственном кабинете, и имело это худшее вид той самой веснушчатой журналистки, которая не так давно предлагала ей статью про княжну Натали, красавицу с трагической судьбой.

В одной руке у журналистки был ноутбук, который она собиралась водрузить на стол, а другой она сдвинула в сторону личные вещи Вероники – фарфоровые фигурки, листки с записями, подставку с ручками. Тут уж Вероника не выдержала.

– Какого черта вы здесь делаете?

– Это мой кабинет, – спокойно пояснила журналистка. – Федор назначил меня новым замом. Что неясного?

– Это мой кабинет, – с нажимом заявила Вероника. – И я, между прочим, еще не ушла!

Журналистка посмотрела на нее загадочно, и по ее лицу Вероника поняла, что эта веснушчатая дрянь так и не простила ей забракованной статьи. Интересно, с какой стати Федор взял ее в замы? Спит он с ней, что ли?

– Это очень легко устроить, – ответила журналистка на слова разгневанной собеседницы, после чего одним движением скинула все ее вещи на пол. Последним упал дорогой ноутбук Вероники. Он хрустнул, крякнул и издох.

– Ах ты… – прошипела Вероника и, окончательно потеряв голову, бросилась на новую хозяйку своего кабинета.

Через несколько минут охранник Степа выволакивал упирающуюся Веронику из здания. Левая щека ее была разодрана, волосы растрепались и висели неопрятными прядями, а костюм утратил свой безупречный вид, но хуже всего было то, что всюду, куда ни кинь взгляд, она натыкалась на злорадные и насмешливые лица сотрудников. Никто не жалел ее, более того – все явно были рады ее унижению, даже подхалимка Зина из бухгалтерии, которая всегда заискивала перед ней. И Вероника с тоской поняла, что все эти люди, которые всегда улыбались ей и казались такими сердечными, дружелюбными, на самом деле ненавидели ее и не могли дождаться, когда ее съедят.

У себя в кабинете Федор потянулся и вызвал Дину.

– Ну что? Выставили стерву? Скажи в отделе кадров, чтобы готовили приказ. Увольнение за рукоприкладство, и если можно, пусть ее выкинут без выходного пособия. Отдайте ей трудовую, и пусть катится куда подальше.

– Честно говоря, – хихикнула Дина, поправляя очки, – мы не верили, что ты так просто от нее отделаешься!

Федор зевнул.

– Дама переоценила свои силы, – буркнул он. – Она пыталась строить из себя Миранду Пристли[3], но у нее не то что таланта Миранды – вообще ничего не было. Если бы не ее братец, я бы уволил эту дрянь гораздо раньше, но, сама понимаешь… Ладно. Скажи Панферову, чтобы он зашел ко мне. Надо поговорить насчет нового номера. По-моему, в Венеции намечается интересная тема. Главное, чтобы другие журналы ее у нас не перехватили.

Виктория закончила беседовать с адвокатом, пообещала, что подъедет как можно скорее, и отключилась.

Она по-прежнему сидела на скамейке, рассеянно глядя перед собой. Викторию охватила странная расслабленность, ей не хотелось двигаться, не хотелось никуда идти и даже думать. Дождь попытался ей досадить, уронил несколько капель на ее лицо, но понял, очевидно, что Виктории совершенно все равно, идет он или нет, и от обиды прекратился.

Мимо прошла мама с маленьким мальчиком. Мальчик нес желтый шар, но куда больше шара его привлекали лужи, и он старательно топал своими маленькими ножками по каждой, что попадалась ему по пути. Из луж летели брызги, а мама, молодая женщина со стертым лицом, очевидно, устала настолько, что у нее не было сил даже сделать ребенку замечание.

Виктория провожала их взглядом, пока они не скрылись из виду, и почему-то вспомнила, что у нее самой когда-то, в первом классе, шар был не желтый, а синий. Но она случайно выпустила нитку, и шар улетел. Виктория побежала за ним и увидела, как его поймал какой-то мальчик. Однако разговаривать с ним и требовать обратно удравший шар Виктория сочла ниже своего достоинства, а позже в классе узнала, что этого мальчика зовут Сергей Брагин.

…Почему, почему он написал это завещание?

Сознавал ли свою вину перед ней и хотел таким образом ее искупить? Или это был просто минутный порыв, потому что ни один человек, пока он жив, по-настоящему не верит в то, что когда-нибудь умрет? Или же Сергей все-таки думал о том, что будет с ней, Викторией, когда его не станет?

Так или иначе, благодаря ему она подошла к порогу своей новой жизни – ведь каждый человек за то время, что отпущено ему на земле, проживает не одну жизнь, а несколько. Жизнь первая: Виктория-ребенок, наивный и любознательный. Жизнь вторая: Виктория-подросток, не такая невыносимая, какой обычно бывают дети в ее возрасте, и уже тогда мечтающая стать писателем. Жизнь третья: Виктория, открывшая, что в жизни есть вещи куда важнее книг. Жизнь четвертая: после Веры и Вероники, после Сергея, после предательства, после всего. Жизнь пятая: ну и ладно, а мы все равно станем сочинять книги. И, наконец, жизнь шестая, по сути – мечта любой женщины. Ничего не делать, ни перед кем не отчитываться и иметь кучу денег, упавших с неба.

Обычно для того, чтобы прийти к жизни такой, выходят замуж за немолодых, кошмарной внешности граждан с отвратительным характером и состоянием, которое легко делится на двоих. До замужества, впрочем, приходится выдержать битву с миллионом таких же падких на деньги соискательниц, а после замужества – жить с этим человекообразным, заводить от него детей, терпеть его выходки и, наконец, улучив удобный момент, подать на развод.

Однако ей самой не пришлось ни выходить замуж, ни терпеть охлаждение Сергея, ни делать вид, что вызывающие взгляды его любовниц ей совершенно безразличны. Все это выпало на долю Веры, а ей, Виктории, в качестве своеобразного признания, что он все-таки, несмотря ни на что, любил ее больше всех, досталось наследство.