Страсти по рыжей фурии - Татьяна Тронина

В небольшой служебной комнате – а именно там стоял телефон – было пусто. Эта была странная комната, до которой ремонт еще не добрался. На зеленой, засиженной мухами стене еще с советских времен висел портрет Карла Маркса – сначала с ним было лень возиться, потому что портрет был большой и висел высоко, а потом его оставили на том же месте сознательно, для прикола. Не знаю, почему я обращала внимание на такую чепуху... На столе, покрытом исцарапанным пластиком, лежала черная трубка.

Я поднесла ее к уху:

– Алло!

– Танита? – быстро произнес чей-то знакомый нервный голос. – Если помните, это Ковалев, начальник вашего мужа...

«Что за черт! – подумала я, сердце сжалось от нехорошего предчувствия, тем более что меня так легко, без всяких сомнений возвели в ранг жены. – Просто так начальство не звонит сожительницам своих подчиненных...»

Ковалева я смутно помнила – в прошлом году был новогодний банкет в ресторане для сотрудников фирмы и их родных и близких. Он заметил меня в толпе, подошел, чокнулся шампанским и произнес несколько прочувствованных фраз, что-то про веснушки, весеннее солнце, словом, какую-то обычную банальность...

– Я помню вас, Иван Иванович, – медленно сказала я. – Что-нибудь случилось?

– Вы только не пугайтесь, пока еще ничего определенного сказать нельзя... – нервно зачастил он. – С Дмитрием Игоревичем несчастье!

– Что?!

Ноги у меня вдруг задрожали, и я упала в старое дерматиновое кресло, в котором обычно сидел вахтер.

– Какое несчастье? – прошептала я, мучительно вглядываясь в портрет основоположника коммунизма, как будто именно с ним говорила в данный момент.

Бедный Луи, мои бедные бессловесные рыбки – они были первым предупреждением, недаром август плакал холодным дождем... Таинственный Некто сделал второй выпад!

– Какой-то негодяй напал на него прямо на ступенях нашего офиса, его увезли в Склиф... – выдохнул Ковалев. Я вдруг некстати вспомнила, что начальник Мити был низеньким плотным мужчиной с совершенно седой головой... Тогда, на банкете, в шикарном черном фраке, он был до неприличия похож на пингвина. – Еще кровь на асфальте не высохла! – испуганно выкрикнул Ковалев, но потом, видимо, вспомнил, с кем разговаривает, и сменил тон на более спокойный: – Извините, нервы... Поезжайте в больницу, я тоже скоро буду. Девяткин, мой заместитель, уже там, а здесь пока милиция, даю показания.

– Какой негодяй? – спросила я, с удивлением замечая, что черная телефонная трубка скользит у меня в ладони, норовя вот-вот выпасть. – Кто это был?

– Неизвестно. Возможно, какой-то псих, маньяк, безо всяких причин... он скрылся с места происшествия. Дмитрий Игоревич был без сознания, сообщить ничего не мог. Танечка, голубушка, не отчаивайтесь, медицина сейчас творит чудеса! У вашего мужа хорошая страховка, мы тоже всеми силами, чем возможно, поможем, ни перед чем не остановимся, генеральный уже дал указания... Скоро ваш муж уже плясать будет!

– Что он с ним сделал? – холодно спросила я.

– Ударил ножом. Танечка, голубушка...

Трубка вдруг все-таки выскользнула из моих рук и с глухим стуком ударилась о пластик стола. Бегущая за мной тень наконец догнала меня и накрыла своими крыльями, кто-то хрипло захохотал мне прямо в уши... «Никогда не поминай черта, а то он и в самом деле придет»...

– Раз, два, три... – посчитала я вслух, прижав пальцы к ледяным вискам. – Волноваться еще рано – раз, два, три... Мите нужна помощь. Я буду спокойной...

Через несколько минут я твердой походкой вышла из театра. Место было здесь заброшенное, пролетарское – надо было дойти до метро, чтобы поймать такси.

Я летела по липовой аллее и продолжала считать вполголоса. Больше всего я сейчас не хотела потерять контроль над собой, иначе ничем потом не смогла бы помочь Мите. Я была уверена, что мой бодрый вид положительно на него подействует – он зарядится моей энергией и выздоровеет гораздо быстрее. Я боялась, что истеричную и рыдающую особу к нему не пустят. Кроме того, тот, кто с тайным злорадством мог наблюдать за мной, еще больше обрадуется моему горю, уж этого я никак не могла допустить...

– Таня!

Я чуть не упала от неожиданного окрика – нервы мои были напряжены до предела. Между лип стоял Мельников и умоляюще смотрел на меня. «Наверное, целый день здесь проторчал», – мелькнуло у меня в голове.

– Сереженька, милый, мне сейчас некогда! – чуть не заплакав от досады, крикнула я на бегу.

Но он догнал меня в три прыжка и схватил за запястья.

– Сережа, очень некогда, у меня несчастье, – пробормотала я, подчиняясь только одной мысли, но ему, похоже, было на все наплевать.

– Мы должны поговорить...

– Сережа... – Тщетно я пыталась вырваться – он держал крепко, глядя на меня в упор своими непроницаемыми глазами, по которым ничего нельзя было понять.

– Теперь все будет так, как ты хочешь. Теперь только мы с тобой – и океан безбрежной любви, через который не переплыть и за целую жизнь...

– Помогите! – крикнула я. – Кто-нибудь, помогите!

Я болталась в его цепких объятиях, как рыбка на крючке, и думала только об одном – уходят драгоценные минуты, а я все еще не у Мити, который, может быть, уже пришел в себя и ждет меня, а я не могу отвязаться от этого болвана...

– Я тебя люблю.

– Помогите!

Похоже, он проплакал целый день – его рубашка на груди была все еще темной от слез. Амок – вдруг вспомнила я...

К нам уже спешил из-за угла пожилой мужчина с таксой на поводке – последний оплот отчаянного благородства.

– Черт, – тихо произнес Серж, как загипнотизированный глядя на семенящую на коротких ножках таксу. – Черт...

Его хватка ослабла – я тут же вырвалась, изо всех сил толкнув его в грудь, и побежала... Аллея кончилась, впереди была улица с довольно оживленным в этот вечерний час движением, первая же машина притормозила...

– В Склифософского... Сколько скажете!

Наверное, у меня был совершенно безумный вид – водитель довез меня молча, без лишних расспросов, и даже не хотел брать денег.

В приемном покое мне наперерез бросился высокий носатый мужчина:

– Танита, я вас сразу узнал, не узнать невозможно...

– Кто вы? – отрывисто спросила я, прорываясь к окошечку, где давали справки.

– Девяткин, Юрий Ефимович. Я с вашим мужем... Он сейчас в реанимации, пока бесполезно что-либо узнавать. Какой ужас, какой ужас! – Он еще что-то кудахтал, но я почти не слышала его.

В справочной мне сказали то же самое, велели ждать – все плыло, плыло перед моими глазами. Я упала на диван, чья-то добрая рука поднесла мне воды.

– Танита, что это? – испуганно воскликнул Девяткин, указывая на мои запястья. Они распухли и посинели, словно целый день я была скована стальными наручниками. «Болван, – равнодушно подумала я о Серже. – И надо ж было так вцепиться!» Машинально я повертела перед собой руками и вдруг увидела на ладони бурое смазанное пятно, как будто в складки кожи забилась темная грязь. Я огляделась в поисках туалетной комнаты, даже в такой момент я не могла без мыла и воды...