Имперский сыщик. Аховмедская святыня - Дмитрий Билик

— Так он и есть Черный? А что же мы уезжаем? За подмогой? Как же мальчишка так потешно двигаться мог? И от пуль уходил? Магия?

— Подожди, подожди, — успокоил разволновавшегося орчука титулярный советник. — С чего ты решил, что Черный — это и есть Аристов-младший? Черный нанял, если так можно выразиться, паренька для пожара. Хотя, думаю, что наш недруг здесь — лишь простой инструмент. Все ниточки у человека в полицмейстерстве.

— Зачем же это делать было?

— Нужен был пожар такой силы, после которого можно было сказать, что нечто находившееся там уничтожено. То есть теперь мы знаем, что святыня, которую все так ищут, может гореть. Перу во многом повезло, оно было вдалеке от эпицентра, хотя, думаю, его расположение тоже неслучайно. Необходим был сильный жар, чтобы бриллианты превратились в графит. Получить подобную температуру возможно, но в специальных условиях, и все это будет достаточно трудоемко. А тут какой-то деревянный склад вдруг полыхнул, да так сильно. Понятно, на кого в первую очередь подумают.

— Не проще ли умыкнуть, и дело с концом?

— Нет, если ты снова украдешь украденное, то его будут искать. А если инсценируешь пожар, в котором уничтожишь святыню, то вроде и кончено все. Черного будут искать, но скорее по привычке и из-за того, что кого-то найти надо — все же сам великий князь и обер-полицмейстер в том заинтересованы.

— Но ведь всех Аристовых тогда проверили — не могли они устроить пожар!

— Так и проверили только тех, кто официально мог магией обладать. Ключевое слово здесь, Мих, «официально»! То бишь после совершеннолетия. Помнишь, что Аристов сказал после выходки сына у великого князя? Сам проговорился, что четырнадцать отпрыску скоро, магия начала уже в тело входить. В это время дар может весьма бурно себя проявлять. На него влияют любые эмоции: страх, ненависть, злость. А теперь представь себе мальчишку ночью в деревянном сарае, занимающегося противными закону действиями. Эмоций там была масса.

— А ведь он стыдное безобразие у великого князя устроил из-за целковых, — догадался орчук, — требовал у отца денег.

— Именно, — улыбнулся Меркулов, — грозился даже дар родовой продать! Благо, до того не дошло. Видишь, мотив даже искать не пришлось. Аристов сам был уверен в непричастности своей и детей, но, когда увидел Перо, испугался. Такое мог сделать только кто-то из его семьи. Он не глупый человек, быстро все сопоставил. Решил сына от греха из Славии увезти, а уже потом разобраться во всем.

— А когда вы ему об том молвили, так испугался.

— Да, что я по его душу приехал. Точнее, по сыновью. Говорю же, родители ради детей готовы на многие вещи, что перед ними смерть какого-то чужого человека? Итак, давай подытожим. Некто, назовем его Н….

— Как Николай? — насторожился Мих.

— В данном случае просто некто. Итак, этот Н. передал Черному подробный план залов музея, то есть помог совершить ограбление. А может быть, и лично участвовал в ограблении. Думаю, и Логофет был убит по его наводке.

— Зачем?

— Чтобы провалить мирные переговоры. Убийство принца — дело сложное, а вот Логофет, который ходил один, выдавая себя за обычного аховмедца, тут другое. Скорее всего, по замыслу Н., это могло спровоцировать жителей Матара для разрыва дипломатических связей. Но святыня оказалась слишком важна для аховмедцев.

— Ага, а магия крови?

— Это как раз говорит о том, что они теряют терпение. Если честно, не представляю, на что надеется великий князь. Даже поимка Черного и передача его в руки аховмедцев вряд ли поправит положение.

— Черный теперь хорониться будет.

— Скорее всего, ты прав. Поэтому у нас всего лишь одна вероятность раскрыть это дело — выйти на Н.

— Ну вы загнули… Этот лис так все запутал, век разбирать будем.

— Мысли логически, Мих. У каждого действия есть причина. Почему полицейский, причем, думается, не самый последний, пошел на преступление?

— Мало ли чего ему в голову втемяшило.

— Нет, я вижу тут два основных фактора. Первая — некая обида на государство или Императора, ведь дело идет о предательстве Славии, а не рядовом казнокрадстве или попустительстве. Вторая и, на мой взгляд, наиболее вероятная, — острая нужда. Только как он с Черным связался? Это больше всего покоя не дает.

— Может, это его человек? По особым поручениям?

— Маловероятно, эти аховмедские монеты, потом записи на гоблинарском. Допустим, деньги он использовал, чтобы запутать нас, это вполне вероятно. Но его бумаги? Скорее всего, Черного выделили в помощь Н. для осуществления ограбления и дальнейшей передачи святыни.

— И что же нам делать теперь? Куда ни кинь, везде клин, — почесал макушку орчук.

— Поговорим с Большовым. Как мне кажется, следы Н. должны где-то всплыть. Вероятно, он задолжал прежде большую сумму, а теперь вдруг отдал ее.

— Если скажет, — хмуро отозвался Мих.

Он замолчал, потому что они вкатили на Сигаревку, точнее, не на сам рынок, а лишь в кварталы, к нему относящиеся. Их тут же обступили ночлежные дома в два-три этажа. Знал орчук, что последнее дело сюда попасть: внутри нары, под ними логовища на двоих, в лучшем случае огороженные рогожей. Спят без всякой подстилки, как есть, не раздеваясь, либо на тряпье. Как звери дикие.

И дух тут тяжелый: пахло нестиранной одеждой, грязью, пережаренной картошкой с прогорклым салом и капустой. Это ведь сегодня еще посвежело, что же тут в духоту полную творилось? Мостовая пошла вниз, потому извозчик натянул поводья, чтобы лошадка не разбежалась. На том ходу и догнал их один оборванец.

— Ради Христа господа, купите свистульку! Сам вырезал, посмотрите, как на соловья похожа!

Обернулся орчук, а за ними, чуть прихрамывая на левую ногу, в оборванном тулупе бежит детина. Немалого росту, хотя и худ, если отмыть, то и на лицо не плох, но есть в нем нечто странное, чуждое обычному человеку. Такое только во взгляде и проявляется.

— Постой! — крикнул Меркулов извозчику. — А сколько стоит свистулька?

— А сколько не жалко, добрый господин. Мне и двух копеек хватит.

— На что ж тебе?