Фальшивый принц - Дженнифер А. Нельсен

— Ты будешь королем и будешь принимать все решения, какие принимает король. Тем не менее время от времени я буду приходить к тебе с предложениями. Ты примешь их без вопросов и колебаний. Если нет, я объявлю тебя изменником, и можешь поверить, я сделаю это без вреда для себя. Если ты не подчинишься, не выполнишь моей команды, тебя будут прилюдно пытать и повесят на городской площади как предателя. Принцесса Амаринда, если она к тому времени станет твоей женой, будет выслана из Картии и навеки опозорена, а если у тебя будут дети, они умрут от голода и стыда. Ты веришь, что я это сделаю?

Я все еще не шевелился. Лицо Коннера исказилось от гнева. Он отступил на шаг и свободной рукой тоже ударил меня в живот. Мотт все еще держал меня сзади, так что мне ничего не оставалось, как согнуться и застонать от невыносимой боли. Коннер ударил меня еще дважды, в грудь и плечо. Потом велел Мотту отпустить меня, и я рухнул как подкошенный. Коннер опустился на колени рядом со мной и прошипел мне на ухо:

— Ты лишь то, что я из тебя сделал. Я исполнил свои угрозы другим королевским особам. Попробуй предать меня — ты разделишь их судьбу. Понятно?

Я кивнул и приподнялся.

Он продолжил:

— Первым королевским указом ты сместишь Вельдерграта с поста регента. Скажешь, что подозреваешь Вельдерграта в причастности к убийству своей семьи и не можешь допустить, чтобы он оставался регентом. Вторым указом ты назначишь первым регентом меня. Мне все равно, кем ты заменишь Вельдерграта, но как твой первый регент я предложу несколько кандидатур, если тебе они будут незнакомы. Ты согласен?

Я снова кивнул. Коннер разрезал ножом веревки у меня на запястьях и вынул кляп изо рта. Как только он это сделал, я в него плюнул. Он вытер плевок и больно ударил меня по щеке.

— Будет проще, если ты поймешь, что мое предложение подходит нам обоим, — сказал он. — Ты пришел из самых низов картийской жизни, а я делаю из тебя короля. Перестань бороться со мной, Сейдж, и давай будем друзьями.

Казалось, он был разочарован тем, что я не ответил. Он встал и сказал Мотту:

— Вымой его и одень. Я велю Имоджен принести что-нибудь поесть. Не оставляй его одного до моего возвращения.

Коннер вытер руки, оправил камзол и вышел из комнаты.

Как только Коннер ушел, Мотт помог мне встать и добраться до кровати. Я лег на спину и застонал, схватившись за бок.

— Думаю, он сломал мне ребро, — сказал я. — Он бил намного сильнее, чем ты.

— По правде говоря, ваше высочество, я нарочно бил слабее.

Я хотел было рассмеяться, но за последние две недели я узнал, как это может быть больно. И я просто закрыл глаза и лежал так, пока Мотт расстегивал на мне рубашку и осматривал меня в поисках повреждений.

— Почему вы не позволили мне сказать ему правду? — спросил Мотт. — Он все равно скоро ее узнает, и вы могли избавить себя от всей этой боли.

— Он бы никогда не поверил, — ответил я. — Он должен был бы лучше всех знать, кто я, но он видит лишь мальчика из приюта. И всегда будет видеть.

— Возможно, что так, — сказал Мотт. — Кроме крошечного пореза на груди я не вижу никаких повреждений.

— Поверь, они есть. Ты не мог остановить его?

— Только вы могли бы. — Он начал снимать с меня рубашку. Я позволил ему все сделать за меня. — О чем вы думали, когда плюнули в него? Хотели получить еще?

Я ответил лишь «ох!», потому что Мотт слишком надавил мне на левую руку. Он извинился и продолжил более аккуратно.

— Вы самый глупый мальчишка из всех, кого я знаю, — проговорил Мотт. Голос его звучал уже мягче. — Но вы будете хорошо служить Картии.

— Хотел бы я быть готовым к этому, — сказал я. — Чем ближе я к трону, тем яснее вижу те свои недостатки, что заставили родителей отослать меня подальше.

— Судя по тому, что мне говорили, они отсылали эгоистичного, неуправляемого, агрессивного принца. А король, что возвращается на трон, смел, благороден и силен.

— А еще глуп, — добавил я.

Мотт усмехнулся:

— Ну, и это тоже.

Надеть тот наряд, что приготовил для меня Коннер, оказалось непросто. Он был роскошнее костюмов, что мы носили в Фартенвуде, и немедленно напомнил мне ту сторону дворцовой жизни, по которой я ничуть не скучал. Камзол был длинный, черный, с золотой атласной лентой от груди до нижнего края. Под него я надел белую рубашку, у которой оказался слишком узкий воротник, туго сдавивший мне шею. С плеч ниспадал темно-пурпурный плащ, скрепленный золотой цепью, которая оказалась тяжелее, чем я думал.

— Настоящее золото? — спросил я. Мотт кивнул и подал мне пару новых кожаных сапог и нелепую шляпу с длинным белым пером. Я взял сапоги, а от шляпы отказался.

Я сел перед зеркалом, и Мотт причесал меня и завязал волосы лентой.

— У вас щека все еще красная там, где он вас ударил, — сказал он. — Но к тому времени, когда приедем в замок, должно пройти.

— Надеюсь останется. Пусть напоминает Коннеру, как он, по его мнению, важен для меня. — Я поймал взгляд Мотта в зеркале. — Ты верен мне?

Мотт кивнул.

— Моя жизнь — ваша, принц Джерон. — Он поправил воротник моего камзола и сказал: — Что вы теперь о себе думаете?

— На лучшее я не мог рассчитывать.

В дверь постучали. Мотт открыл, и вошла Имоджен с едой на подносе. Глаза у нее были красные, но сухие. Я хотел попросить Мотта выйти, чтобы поговорить с ней, но знал, что он должен выполнять приказ Коннера. Кроме того, не мог сказать ей больше того, что уже было сказано. Она была несчастной жертвой этого плана, и виноват в этом был я. Если и можно было извиниться, я все равно не знал как.

Она поставила поднос на маленький столик в центре комнаты. Мотт велел ей принести поднос прямо мне, но я поднял руку и сказал, что сам подойду. Она, должно быть, заметила, как болезненно я поднялся, между бровями у нее появилась морщинка, глаза вопросительно смотрели на меня. Я улыбнулся в ответ, но не думаю, что она поверила моей улыбке.

— Хотите, чтобы она ушла, пока вы будете есть? — спросил Мотт.

Игнорируя его слова, я обратился к ней:

— Ты сегодня что-нибудь ела?

Она бросила быстрый взгляд на Мотта, но я сказал:

— Имоджен, это был мой вопрос, а не его.

Она медленно покачала головой. Я поднял крышку с подноса и обнаружил мясной пирог и кусок хлеба.

— Здесь более чем достаточно для нас обоих.

Она беззвучно проговорила «нет», но я притворился, что не видел, и разделил пирог на две порции, отложив одну половину на тарелку с хлебом. Я протянул ей тарелку и сказал, что съем свою половину после нее.

— А ты ел, Мотт? — спросил я.