Записки уголовного барда - Александр Новиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молчу. Слушаю. Если не тихарь – почему так живо интересуется, так настойчиво советует? Если тихарь, то вынюхивать нечего – Ралдугин и так много знает. Выемки документов в комиссионных магазинах всё равно произведут. Чего им еще нужно?
А нужен был Богдашов, без него ничего не получалось. Им нужен был Толя Собинов. А он ни в чем не сознавался. Толя был директором комиссионного магазина в Уфе. Через его магазин и продавали аппаратуру в башкирские дворцы культуры. Музыкантов в Башкирии – тьма. Играть не на чем.
Во всех ДК– не инструменты, а дрова. За нашими «Маршаллами» – очередь.
Толю Собинова не смогли взять ни уговорами, ни угрозами. Его просто обманули. Ему пытались вменить взятки от нас с Богдашовым. Но фактов не было. А раз не было, то и преступной группы не получалось. Схема Ралдугина была такова.
Новиков с Богдашовым привозят в комиссионный магазин свою аппаратуру. Собинов как директор оценивает по завышенной цене. (Как будто кто-то знал ее заниженную или реальную цену!) Смотрит на заявки, поступившие от дворцов культуры. Сам им звонит. Они перечисляют деньги по безналичному расчету. Новиков с Богдашовым в кассе магазина получают наличные. Схема, в общем-то, правильная, но за одним исключением – Собинов взяток не брал. Единственный раз мы ему подарили четыре колеса для «Жигулей», кажется, на день рождения. А потому у следствия ничего не получалось.
Обманула его прокурорша. Бездарная, профнепригодная и подлая.
Говорила о детях, о семье. О том, что Новикова все равно расстреляют. Что ей нет никакого смысла остальных сажать. Наоборот – она хочет из этого дела Собинова исключить. Тем более он не местный, не свердловский. В камере держать его тоже смысла нет. Достала из сейфа паспорт, бумажник, часы, деньги, положила перед ним. После нескольких суток изолятора на Толю хлынул запах свободы.
– Ну, все, собирай вещи, поезжай в свою Уфу, к жене, к ребенку. Больше никогда с такими, как Новиков, не связывайся.
Собинов надел часы. Паспорт – в карман. Деньги – в карман. Свобода!
– Спасибо… Спасибо вам большое.
– Да не за что. Я же вижу, что ты другой человек, не из этой компании. Ты только, пожалуйста, протокол подпиши. Он нужен мне, на всякий случай – вдруг начальство спросит, почему я тебя отпускаю. Что я скажу?..
И Толя купился. Подписал, встал и с легким сердцем – к выходу.
– Ты куда, Собинов? – остановил его холодный и злой окрик прокурорши.
– Как – куда? Домой…
– Не-ет, домой тебе рано. Ты взяточник, ты должен сидеть.
Вошел конвой. Щелкнули наручники, и Толя поехал прямиком в тюрьму.
Это было несколько позже моего пребывания в камере № 2. К тому времени я в этой тюрьме уже сидел.
Шел третий день предварительного заключения. Ничего нового, только Ралдугин с каждым днем все злее. Уже начинает грозить и шантажировать арестом жены– мол, она обо всем знала, а значит, была соучастницей. Что касается детей, остававшихся без матери в случае ее ареста, так он об этом думать не обязан – пусть думают в райсобесе. После каждой угрозы вглядывается мне в глаза – как подействовало? Желание было одно – плюнуть в эту образину. Разбить башку чернильным прибором, затушить окурок между глаз. Нельзя. «Держись достойно…»
В обеденный перерыв сижу взаперти за миской баланды. Входит молодой парень в штатском. Закрывает за собой дверь, тихо говорит:
– Я тоже из опергруппы, но это не важно. У нас есть общие знакомые, вчера встречался кое с кем из них. Дома у тебя был обыск. Остальное – более-менее. Жену никто не арестует.
Кладет на стол сигареты и фотографии.
– Это просили тебе передать.
– Кто?
– Неважно.
Говорим еще несколько минут. О Богдашове нет никаких сведений. Если будет возможность, зайдет завтра. Из разговора узнаю, что по моему «делу» создана большая группа. Работает в Свердловске, Москве и Уфе. В группу входит наружка, прослушка, провокаторы, подсадные и прочие. Задача – любой ценой собрать материал большой и громкий. Находится на контроле высшего руководства МВД и идеологического отдела ЦК КПСС.
Парень уходит. Ситуация понятна.
Поздним вечером рассказываю обо всем сокамернику.
– Как ты думаешь, зачем он приходил?
– Да это засланный! Не вздумай ничего от него брать и не верь ни одному слову. Ничего через него не передавай.
Пермяков горячится, убеждает в ментовском коварстве, приводит примеры. Засыпаю все-таки при своем мнении. Считаю парня порядочным, не желающим брать общий грех на душу.
– Может, все-таки попробовать через него маляву домой передать?
– Ты что? Только через меня!
– Давай, ты по своей линии, он – по своей.
– А как ты узнаешь, через кого дошла? Головой думаешь? Тебе мент предлагает, и ты согласен. А я предлагаю – ты не хочешь.
– Ладно, напишу.
– Не сейчас. Утром перед проверкой напишешь. Ночью может быть шмон.
Встаю рано. Беру тетрадь, отворачиваюсь спиной к двери. Мелко, на узенькой полоске вывожу приветствие. Успокаиваю, как могу. Вру, что все не так страшно, что все обойдется. Еще какие-то житейские мелочи, ласковые слова… Полоска кончилась. Сворачиваю в тонкую трубочку – получается что-то вроде спички.
– Заклей в полиэтилен, – сонно советует Пермяков, – я чужие малявы не читаю.
Заворачиваю в клочок от полиэтиленового мешка, оплавляю края спичкой, протягиваю ему.
– Отдашь перед самым уходом, мало ли чего… Чтоб мне крайним не быть.
Голос коридорного за дверью:
– Новиков, готовься, на выход!..
Привычно собираюсь. Сую в рукопожатии записку. Лязгают ключи, взвизгивает дверь.
– Новиков, на коридор! Руки за спину.
Целый день допрос. Трудный, настырный. Шантаж, угрозы, полив грязью. В отношении моих знакомых то же самое.
– Они тебя уже давно сдали! Раскололись, а ты их выгораживаешь. Расскажи, и нет смысла тебя держать – пойдешь под расписку. Будешь упорствовать – пеняй на себя. Будете все сидеть на одной лавке!
Весь день в этом духе. В минуты самых сладких обещаний вспоминаю безымянного полковника и выполняю его напутствие. Про себя же все чаще думаю: скорей бы уже в тюрьму. Там хоть все понятно будет.
Допрос заканчивается затемно. Прямо из кабинета ведут в «воронок». Один наручник защелкнут на моей руке, другой – на руке конвойного. Еще один идет спереди, держась за кобуру.
«Воронок» совсем пустой, но почему-то опять заталкивают в стакан. Руки застегивают за спиной.
– Начальник, сними браслеты, все равно в клетке сижу.
– Не положено.
– Я что, особо опасный?