Королева легионов Афины - Филип Гриффин

— Я лично передал Константу новость о ваших планах, — продолжал Морган, — и в ответ принес личное послание будущей императрице. — Он открыл суму, вытащил свиток и с поклоном передал его Урсуле. — Констант сказал, что теперь и он сам, и его воины с удвоенным рвением стремятся закончить все свои дела в Испании, чтобы успеть приготовиться к приходу весны и своих невест в Арелат. Каких только вершин мы ни покорим! — декламировал он. — Каких морей ни преодолеем, в каких только боях ни сразимся, лишь бы показать себя достойными славных женщин Британии! Только бы познать теплые объятия в родном доме!

Все время, пока Морган передавал остальным послание от Константа, он сам не сводил глаз с Кордулы, обращаясь, казалось, к ней одной. Ее глаза наполнились слезами, губы задрожали, и она прилагала все усилия, чтобы совсем не отдаться на волю чувствам. После декламации вновь последовали аплодисменты, и Урсула, воспользовавшись этой паузой, нежно обняла сестру.

Кордула тут же почувствовала, что и она с большим трудом сдерживает слезы.

Урсула прижала письмо к груди. Она никак не могла справиться с волной нахлынувших чувств, желания быть рядом с любимым. Внезапно она вспомнила свое изумление от того, каким увидела Моргана. Ей тогда еще пришло в голову, что он выглядит изможденным, потрепанным ветрами и иссушенным жарким южным солнцем. Да, без всякого сомнения, суровые испытания наложили свой отпечаток и на него. «Боже мой, да в нем ничего не осталось от мальчика!»

Она глянула на свое отражение и стоявшем неподалеку блюде из полированного серебра. Может, она тоже изменилась? «Конечно, за эти два нескончаемых года мы все повзрослели. Интересно, изменился ли Констант? Узнаю ли я его? Сможет ли он меня узнать?»

На День весеннего равноденствия улицы Лондиния были заполнены людьми. Десятки тысяч британцев со всех концов острова пришли полюбоваться красотой и великолепием парада Первого Легиона Афины. Легион в полном составе должен был пройти по центру города и выйти на огромный мост через Темзу, прямо напротив императорского дворца. Им предстояло двигаться из города по направлению к востоку, по Уотлинг-Стрит[31] к портам, где их ожидали восемьдесят галер. На реке тоже было полно суденышек всех мастей, на которых любопытные, специально прибывшие издалека поглазеть на великолепное зрелище, старались хоть краешком глаза взглянуть на самих командующих.

Основной состав Легиона на парад вели Юлия, Фаустина и Баэтика. Урсула, Пинноса и другие офицеры Кориния должны были отправиться в путь лишь на следующий день вместе с авангардом. Они отплывали на двух новых галерах, которые только что пришли из Рочестера. Эти суда стояли на причале прямо перед императорским дворцом, возле моста. Каждое из них было великолепно, убранное от носа до кормы лентами цветов Легиона.

Когорта за когортой проходили по городу, и шум, раздававшийся со стороны Форума и прилегающих к нему улочек, становился поистине оглушительным. Сам воздух гудел и вибрировал от барабанной дроби и рева бесчисленного количества рожков и горнов, дудочек и свистков. Урсула и другие представители высшего командования, находившиеся вместе с королевскими свитами на ступенях Базилики, удивлялись тому, что такая какофония звуков вообще возможна.

Парад продолжался почти все утро. К тому времени, как перед глазами появились стандарты Юлии и Фаустины, руки девушек просто отваливались от постоянного салютования.

Урсула повернулась к Кордуле.

— Какое счастье, что этот парад наконец-то приближается к концу! — прошептала она.

Сдавленный смешок Кордулы вдруг перешел в восклицание удивления и восторга, когда с крыш близлежащих домов в небо неожиданно поднялись стаи голубей. Хлопанье их крыльев слилось с общим шумом толпы.

Аурелий и Регул махали руками с верхушки укрепленного вала.

— Должно быть, они приложили к этому руку, — сказала Урсула, ответно помахав королям.

Юлия и Фаустина в парадной форме выглядели великолепно. Въехав на площадь, они салютовали королевской свите и проследовали дальше, сняв шлемы и приветствуя ими толпу. Когда они миновали площадь и выехали на улицу, ведущую к мосту, командиры авангарда сели на своих лошадей и последовали за ними. Вслед за этим по сигналу Дионота сотни трубачей на крыше императорского дворца грянули бравурную музыку в честь отъезда командующих. Юлия и Фаустина салютовали в последний раз и сошли с моста. Аурелий, как только увидел это, дал еще один сигнал, и на южном берегу Темзы тысячам охотничьих псов развязали намордники. Они завыли на все голоса, и этот вибрирующий звук понесся по городу, отражаясь от стен домов и мостовых.

Юлия и Фаустина тоже придумали собственное прощальное представление. Когда они доехали до той части дороги, откуда горожане переставали их видеть, из специально построенных клеток за деревьями вдоль дороги были по очереди выпущены четыре стан голубей, оперение которых выкрасили в цвета Легионов. Сотни птиц взмыли в небо: голубые, красные, зеленые, и последними — оранжевые.

— Урсула, дорогая, что с тобой?

Был вечер, и небольшой прощальный пир, который короли устроили в честь оставшихся командующих, вот-вот должен был начаться. Урсула в одиночестве стояла на дворцовом балконе. Там отец и нашел ее. Она смотрела на две большие галеры, пришвартованные прямо под окном. Рано утром они должны были отвезти ее и остальных девушек к месту воссоединения с основными силами. Багровые закатные лучи отражались на белой тунике Урсулы красными бликами. Ее белокурые, в кои-то веки распущенные волосы развевались от свежего вечернего ветра и были похожи на знамя. Когда Урсула повернулась к отцу, он заметил, что она плакала. Без своей формы она выглядела самой обыкновенной девушкой, в расцвете сил, только пронзительно красивой, пронизанной каким-то ярким и тонким, не поддающимся описанию огнем, унаследованным ею от матери. За все это суматошное время Король часто видел своего Командующего, но Отец почти не виделся со своей Дочерью.