Чумной доктор - Кевин Сэндс

– Кристофер, – сказал Том. – Можно я отдохну минутку? Пожалуйста.

– Охрана швыряет в нас топоры, – сообщил я ему.

– Тогда я потом отдохну.

– Отличная идея, – пробормотал я.

Том продолжал изрекать странные фразы, но хотя бы держался на ногах. И хорошо, поскольку если бы он упал, вряд ли мы с Салли сумели бы его унести.

Мы углубились в путаницу узких улочек. Ни у меня, ни у Салли теперь не было света – я оставил фонарь на крыше, а Салли бросила свой, чтобы не привлечь внимание преследователей. К счастью, раньше мы с Томом так часто бегали по этим переулкам, что я мог ориентироваться тут даже с закрытыми глазами. И это к лучшему, поскольку тьма была сейчас единственной вещью, спасавшей нас от погони.

Крики преследователей эхом отражались от стен. Извилистые переулки, казалось, переплетаются между собой, но я вёл друзей вполне определённым маршрутом. Была одна улица, где я прятался, когда был в бегах три месяца назад.

Дом, к которому я стремился, заметил бы всякий. Потому что он больше не был домом. Он сгорел прошлым летом, оставив от себя лишь чёрный остов с нависающим над ним вторым этажом. Этот дом все прохожие стремились миновать как можно быстрее, отводя глаза, словно горе могло выплеснуться из потемневших руин и просочиться в сердце при одном только взгляде на них.

Для меня всё было иначе: оазис в пустыне, место, где мне непременно помогут. Доктор Парретт укрыл меня здесь, когда некуда было идти.

Не постучав, мы с Салли заволокли Тома внутрь.

– Доктор Парретт! Доктор Парретт!

– Куда мы его положим? – спросила Салли.

Когда я в последний раз был здесь, доктор Парретт поселил меня в старой комнате своего сына. Я кивнул в сторону дверного проёма.

– Вон туда. Доктор Парретт!

На лестнице послышались шаги.

– Кто там? – спросил доктор Парретт.

Как же я был рад услышать его голос! Когда доктор не пришёл сегодня в Блэкторн, я встревожился.

– Кристофер. И Том тоже здесь.

– Уходите, – сказал Парретт.

Я замер.

– Доктор, это я, Кристофер. – Лестница скрипнула. – Тому нужна ваша помощь.

Доктор Парретт спустился на первый этаж. Он стоял в тени, и я не мог толком разглядеть его, но увидел, что доктор держит что-то в руке.

– Здесь вам никто не поможет, Кристофер. Уходите.

Я не мог поверить своим ушам.

– Но… Доктор Парретт… Я…

Он вышел вперёд. Тень от почерневшей балки скрывала его лицо, но фигура оказалась на свету, и теперь я увидел, что Парретт держит в руке.

Пистолет.

Парретт поднял оружие. Впрочем, он целил не точно в меня, а словно бы немного вбок.

– Доктор Парретт, – сказал я, отступая. – Я Кристофер. Вы меня не помните?

– Я знаю, кто ты.

Если он окончательно заблудился в своём безумии, то сумеет ли найти дорогу назад?

– Ваш… ваш сын Джеймс… – начал я.

– Джеймс мёртв.

Доктор сделал ещё один шаг, и я наконец увидел его лицо. И теперь понял. Глаза доктора провалились, щёки покраснели. Лоб покрывали капли пота. Ворот его рубашки – такой красивой и совсем новой – был расстёгнут. Я видел шею Парретта и страшное вздутие сбоку – лиловый отёк, уже ставший почти чёрным. Мы с Салли подались назад.

Чума.

Доктор Парретт тоже заразился. И болезнь, сводившая других с ума, прогнала его безумие.

– Теперь ты понял? – Доктор Парретт опустил пистолет. – Я… Мне жаль… Я не хотел… Прости. Но теперь вы должны уйти. – Он отвернулся.

– Подождите, – сказал я. – Доктор Парретт… Пожалуйста. Не сдавайтесь. Мы приведём сюда Галена. Мы дадим вам лекарство.

Доктор Парретт остановился на полушаге.

– Мне не нужно лекарство, Кристофер, – ответил он и ушёл обратно наверх, исчезнув в темноте.

Оставалось одно последнее место, куда можно пойти. Добраться туда было нелегко, в первую очередь потому, что находилось оно не близко. Наши повороты сбили охранников с толку: преследователи отстали ещё до того, как мы добрались до дома доктора Парретта. Теперь главной сложностью было поддерживать бедного Тома на ногах. Он не переставая умолял меня позволить ему лечь.

– Ещё чуть-чуть, – приговаривал я, и он продолжал кое-как переставлять ноги, но я видел, что каждый шаг был для него пыткой. Тома то и дело рвало желчью – так сильно, что у него разболелся желудок. Каждый миг я молился, чтобы он не рухнул. Но на Трогмортон-стрит это в конце концов случилось.

– Том! – умолял я. – Том, пожалуйста, вставай! Ты должен встать.

Но он не мог, и я не знал, что делать. Мы оказались совершенно беспомощны. Нужен был человек, который помог бы мне нести Тома, но я знал, что никто не осмелится к нам приблизиться. А если вдобавок прохожие позовут стражу…

Выручила нас Салли. Она метнулась к домам с частными садиками и вернулась с тачкой. Блестяще! Мы погрузили в неё Тома и принялись толкать тачку по улице. Мной овладела паника, когда нам встретились двое мужчин. Но они не были стражниками и, увидев нас с телом в тачке, просто повернулись и удрали.

Мы с Салли двигались быстро, почти бегом, пока не добрались до переулка, который я искал. Он вывел нас к лабиринту из десятифутовых каменных стен с шипами наверху. Салли растерялась среди бесчисленных поворотов, но я хорошо знал дорогу.

– Зачем здесь эти стены? – спросила она.

– Они защищают путь к тайному месту, – объяснил я. – Или, во всяком случае, так было раньше.

Лабиринт закончился, выведя нас к кованым воротам. За ним находился сад и особняк с заколоченными окнами. Это место – Мортимер-хаус – когда-то было прекрасным. Теперь же кусты, подстриженные в виде животных, стали бесформенными, а прежде ухоженная трава увяла и выгорела под летним солнцем. В центре сада стоял мавзолей, увитый виноградными лозами, его огибала с обеих сторон потрескавшаяся каменная дорожка.

Три месяца назад тайное подземелье под этим мавзолеем стало нашим убежищем, теперь же там ничего не осталось. В сущности, это и не имело значения: мы всё равно не смогли бы спустить Тома по лестнице. Вместо этого мы протолкнули тачку через заднюю дверь особняка и в гостиной свалили Тома на обитый бархатом диван возле камина. А потом оба рухнули на пол.

Я закашлялся от поднявшейся пыли. Салли взвизгнула, когда что-то пробежало по её ногам. Я увидел, как зверьки один за другим выскакивали в открытую дверь. Кролики.

В углу стояла лампа; на дне ещё оставался слой масла толщиной в палец. Я вынул из пояса трут и кремень и зажег её. Пламя осветило кучу обломков.