Тайна Черной горы - Георгий Свиридов

Геологоразведочная экспедиция – большой живой организм, со своими сложностями, особенностями и противоречиями. И не всегда все идет гладко, имеются свои трудности – объективные и субъективные. Евгений рано научился анализировать свои и чужие поступки, научился наблюдать сам себя, стремясь ценить каждое свое слово, быть пунктуальным даже в мелочах. Он, в силу сложившихся обстоятельств жизни, поставивших его на видимую со всех сторон руководящую высоту, не растерялся и не потерялся в нахлынувшем на него потоке разнообразной информации, а наоборот, мобилизовал свои внутренние силы и с первых же самостоятельных шагов начальника вырабатывал в себе способность к комплексному, всестороннему подходу к любой задаче, стремился понять и соединить разнопричинные и разнохарактерные явления, выискивая в них что-то единое, общее и характерное, стремился к установлению невидимых, скрытых причинно-следственных связей далеко стоящих друг от друга явлений, фактов, событий, выделяя из них главные и первостепенные. А это делать не так-то легко, когда на тебя обрушивается поток геологических, социальных, политических, бытовых, воспитательных и прочих проблем, поднимаемых сотрудниками разных специальностей, возрастов, настроений, и ему, начальнику, надо во все вникнуть, во всем разобраться, – а часто для раздумья нет нужного времени, надо разбираться по ходу жизни, на месте и быстро, связывая эти проблемы в единый комплексный узел для принятия скорого и единственно правильного решения.

Если бы у него сейчас спросили: нравится ли ему такая беспокойно хлопотливая жизнь, полная беготни и нервотрепки, постоянного напряжения и постоянной ответственности, то он навряд ли бы смог ответить. Только пожал бы неопределенно плечами, потому что никогда не задумывался над этим вопросом, принимая жизнь такой, какая выпала на его долю. Евгений просто ощущал в себе растущие силы и нерастраченный запас жизненной энергии, которые искренне желал потратить на общую пользу родной страны. Сложности не пугали его, а трудности не останавливали, поскольку он всегда сам стремился навстречу трудностям и сложностям, они вызывали у него лишь одно – непреодолимое желание не только помериться с ними своими силами, но и добиться желаемого, победного результата. А добиться победного результата можно было – он это хорошо понимал, – лишь сплотив разнохарактерных людей в единый боеспособный организм живого коллектива.

А в этом непростом деле, как он понял с самого первого дня, с самого первого шага, что его первостепенная задача как руководителя, как организатора, заключается в простой истине: в человеческом умении сделать так, чтобы каждый работник, каждый сотрудник считал свое дело наиглавнейшим, независимо от его действительной значимости и масштабности. А этого можно добиться лишь тогда, когда создана творческая атмосфера, которая благоприятствовала бы каждому сотруднику максимально раскрывать свои знания и способности. И еще он думал о том, что для создания такой атмосферы нужно не поднимать себя над подчиненными, а уметь терпеливо слушать их, как можно бесстрастнее, объективнее оценивая любую сложившуюся ситуацию, свои и чужие поступки, видеть в каждом работнике не только чисто профессиональные сильные и слабые стороны, но видеть в нем человеческую индивидуальность со всем множеством его сложных и порой противоречивых интересов и устремлений. Видеть человека таким, каков он есть в своей сущности и, главное, предугадывать, каким он может быть в трудной ситуации. И уже на этой многогранной базе, опираясь на нее, ставить перед человеком, предельно четко и ясно, конкретные задания, указывая не только на начальный этап процесса, а сразу же нацеливая на будущий конечный результат, чтобы каждый мысленно видел то, к чему надо стремиться в своей работе. И так, работая с каждым в отдельности, спрессовывать общие усилия всего коллектива в едином русле, в едином направлении.

Но для решения всех этих важных и сложных, но посильных ему задач, у Казаковского, едва лишь только он стал во главе экспедиции, просто не оказалось времени. И чем больше он отдавался своей работе, посвящая ей все дни без остатка, прихватывая вечера и ночи, тем острее вставала проблема нехватки времени. Его катастрофически не хватало. Он с ужасом видел и понимал, что его, как лодку в бурное половодье, закружила и понесла однообразная текучка, что зачастую повседневные мелочные заботы так перегружали его, окружали таким непроходимым буреломом, что сквозь него никак ему не пробиться к вещам крупным, масштабным, перспективным. И старое шаблонное сравнение – «вертится, как белка в колесе», как с грустью он сам заметил, приобретало весьма конкретное безрадостное обозначение.

Евгений невольно припомнил мудрое высказывание великого немецкого поэта Гёте, которое вычитал еще в студенческие годы. Тогда это высказывание он не познавал до конца, не проникался его глубокой мудрой сущностью. А вот сейчас она как бы заново раскрылась перед ним во всем своем глубоком значении. «Что самое трудное? – спрашивал Гёте и сам тут же отвечал на свой якобы простой вопрос. – Видеть глазами то, что у тебя перед глазами».

– Вот именно, видеть то, что у тебя перед глазами… – повторил он вслух. – Одним словом, иметь реалистический подход к своим делам. Видеть и понимать!

Может быть, это одна из главнейших обязанностей для руководителей любого ранга – видеть и понимать, что у тебя перед глазами, какова она, эта самая действительность, а не закрываться от нее бумагами, не плыть по течению в суматошной кутерьме каждодневных мелочей…

Впереди показались огни Солнечного. На душе как-то сразу стало радостнее и приятнее. Огни поселка, ставшего ему родным и близким, притягивали к себе и волновали. Огни, электрические огоньки светились не только в долине, в поселке, но и по склону горы, и он по ним, как по созвездиям, определял, где штольни, где буровые.

Дорога пошла вдоль Силинки, укатанная и утрамбованная колесами. Речка шумела рядом, несла свои горные воды к Амуру, но ее не было слышно за гулом мотора, она лишь просматривалась меж стволами деревьев темной, нефтяной чернотой, живой полосой, в которой на перекатах, у камней, белели пенистые гребни, да неровно, дрожа и переливаясь, отражались первые звезды и огни поселка. Евгений с грустью подумал еще о том, что домой он и сегодня доберется нескоро, после планерки, после других дел, разбора почты, что сынишку опять увидит лишь спящим… И чувствовал себя виноватым перед ним. Сын при живом отце живет почти без отца, не видит его неделями. Что он вспомнит о своем детстве, когда вырастет? Евгений невольно припомнил и свое детство. Ласковое и спокойное довоенное детство в далеком селе, затерянном в лесах Гомелыщины. Отец его был директором школы, вечно занятым своей работой, да к тому же он еще и учился заочно, а все же находил, выкраивал часы для него, своего Женьки. Водил и в лес, ходил на рыбалку, учил быть человеком, мужчиной… Евгению стало как-то не по себе от таких воспоминаний, потому что он, закрученный в повседневных делах, как в паутине, не мог вырваться из ее цепких пут, выкроить не то чтобы денек, а даже несколько часов для своего сынишки, названного в честь деда Александром. С грустью вынужден был признать, что давно намеченная им на это воскресенье рыбалка, поездка к озеру Амут (а попутно и проверка поисковой партии), уже повисла в воздухе вопросительным знаком, как молодой месяц, зависший над долиной на вечернем еще светлом и звездном небе.