Парадокс Севера - Виктория Побединская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я перешагнула через осколки и принялась ходить по гостиной. Внутри все стянулось от едкой боли.
— Ублюдок. Подонок. Гад. Как же я тебя ненавижу.
— Снова выражаешься как гопник из подворотни.
Одной этой фразы хватило, чтобы я сделала вдох, вместе с ним угрожающе приближаясь.
— Это я-то?
— Ты, — вскидывая подбородок, ответил Северов. — Я извиняюсь за слова друга, но это его, не мои слова. Чувствуешь разницу?
— Какой же ты все же, черт тебя дери, а. Вот как? Как, скажи, ты умудряешься так притворяться?
Руки дрожали. От злости, беспомощности и желания разорвать сам воздух, чтобы даже он не висел между нами. Чтобы ничего между нами не оставалось общего.
— Негодяй. Подлец. Поганка!
Север же наблюдал отстраненно сдержанно.
— Еще хоть раз меня так назовешь, клянусь, найду самую тошнотворно-розовую ленту и зашью твой рот.
Да как он смеет вообще говорить со мной! Преодолев расстояние между нами в два шага, я замахнулась, чтобы как и в день знакомства отвесить ему самую звонкую пощечину, но на этот раз не вышло. Север перехватил мою руку, сжимая и опуская вниз, так что и мне пришлось следом нагнуться.
— И больше никакого рукоприкладства. Я ясно выражаюсь?
Я попыталась замахнуться второй рукой, но он и ее поймал на пол пути. Ощутимо сдавливая.
— Пусти! — прорычала я, вырываясь. Попыталась его лягнуть, но не вышло. — Пусти я сказала! И дерись на равных!
Север ухмыльнулся.
— Диана, я возможно не спортсмен-медалист, но уж девчонку метр шестьдесят запросто уложу.
— Ты — жалкий трус!
Он закатил глаза, и опустил руки. Явно зря, потому что в следующую же секунду я накинулась на него, осыпая ударами все места, до которых только могла дотянуться. Колотя по груди, плечам, лицу. Я знала, что поступаю нечестно, потому что он не позволил бы ударить в ответ, но не могла остановиться.
— Никогда! Ты никогда не будешь его достоин! Даже волоса собственного брата, потому что ты… ты…
Толкнув меня к стенке рядом с ванной, он перехватил мои руки своей одной, зажимая меня корпусом. Я пыталась вырваться, но могла лишь барахтаться.
— Успокойся, истеричка! — встряхнул он меня, так что я зажмурилась. — Ты можешь сколько угодно обзываться, но его это не вернет.
Он, как и я, тяжело дышал, нависая надо мной. Все еще удерживая мои запястья в своей ладони.
— Ненавижу, — прошипела я. — Отпусти, идиот.
Лягнулась еще раз, но не достала снова. Так мы и застыли вдвоем у стены. Оба всклоченные и злые до безумия.
Свободной рукой, он взял меня за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза.
— Все? Сбила спесь, наконец? — произнес Север, со смесью иронии и самодовольства. — Сама то только и можешь, что царапаться. Ты проиграла, признай уже.
Я попыталась отвернуться, но не вышло.
— Не слышу тебя, котик.
Ублюдок!
— Может я и проиграла, но морда-то разбита у тебя, — довольно ухмыльнулась я. Его только что выбритое лицо местами покраснело, а именно там, куда я смогла дотянуться. А разбитая губа кровоточила.
Эта пусть и мелкая месть, утешала.
— Разве? — Не веря в истинности моих слов, он облизал губы, только сильнее кровь размазав, и покачал головой — И правда.
Север ничего не предпринимал, не представлял угрозы, но стоял так близко, что казалось пространство вокруг перестало существовать, захлопнув нас в тесной коробке. Вдвоем.
— Выпусти! — потребовала я. — А то подам на тебя в суд за домогательства!
Он рассмеялся. Чуть наклонился, подтянув мои руки наверх, заставляя задирать голову. Его лицо оказалось так близко, что наши ресницы едва не соприкасались кончиками.
— Открою тебе секрет, — прошептал он мне в лицо. — Чтобы действия считались домогательствами нужно, чтобы хотя бы один из участников хотел другого.
В его глазах что-то вспыхнуло. Яркое. Дерзкое. Что я отпрянула. Страх пронесся по венам, словно напоминая, с кем имела дело.
И вместо того, чтобы снова ударить, я выдохнула первое, что пришло в этот момент в голову:
— Поцелуй меня.
СЕВЕР
Наклонившись к зеркалу, я рассматривал практически заживший рваный след на собственной губе. Приложив смоченный перекисью тампон, скривился. Не потому что жгло. Потому что идиот.
«Поцелуй меня».
Она стояла, вытянувшись в струну, будто ничего не чувствовала, но я-то знал, это все вранье. Просто не демонстрировала мне же назло. Ведь в глазах — вызов. И да — тяжело не признать, заводит. Потому что как иначе объяснить, что после стольких девушек, после сотен поцелуев, именно ее губы могли так возбуждать?
«Поцелуй меня».
Губы у нее красивые. Прямо над верхней шрам, переходящий на щеку, последствия аварии. Тонкая стрелочка, будто указатель «целовать сюда». И вдруг попробовать захотелось. Схватить за подбородок и до одури. Хотя знал, будет сопротивляться, драться как кошка. Тут пощечиной не обойдешься, ведь вся она — сплошная ярость и экспрессия. Завернутый в крошечную и хрупкую упаковку адреналин.
Не знаю, что двигало мной в этот момент, но я буквально почувствовал мощь, рвущуюся навстречу обезумевшим зверем. Воздуха не хватало, пульс бился где-то в горле. Я наклонился, чувствуя, как перехватывает дыхание…
И она укусила меня за губу. Да так сильно, что чуть искры из глаз не посыпались.
«Выманить противника из обороны, заставить его открыться и захватить врасплох», — кажется так она говорила. Очевидно, на этот раз я оказался тем самым глупцом, что попался.
— Спасибо, что без помады, — смазывая тыльной стороной ладони кровь со рта, процедил я, а потом сбежал из этой квартиры словно она горела.
«Поцелуй меня».
Я закрыл глаза, упершись лбом в холодное зеркало. И пару раз об него побился. Надо же было так глупо попасться. Меня развели как шестнадцатилетнего пацана. А теперь, когда мы все вернулись в академию от одной только мысли становилось так мерзко, что я не мог в глаза Адель смотреть. Сожаление, стыд и вина топили меня с головой. Я понял, что где-то налажал так сильно, как еще никогда. Вот только не знал где. Достав со дна бассейна ту самую решетку, с которой все и началось или на том приеме, в день знакомства с Адель.
Я выпрямился, пытаясь настроить свой моральный компас на чувство вины. На каком-то садистском уровне я даже гордился собой, что разобрался с чувствами к новенькой. Препарировал их на составляющие, точно определив: они не больше, чем азарт.