Агония - Оксана Николаевна Сергеева

я, кто сирень нашу спер! Алкаш этот с третьего подъезда! С женой поругался, видите ли, она его из дома выгнала. Это он так помириться решил, выгреб кустище и на дачу упёр. Угробил куст, сволочь!

— Кастрировать его надо за сирень, изверга такого, — поддакнул Вадим, выпроваживая ее за дверь.

— Не говорите. Я б точно кастрировала. Ну, я еще с этим разберусь, приму меры, — бубнила Татьяна Николаевна уже на площадке.

— Все? — спросил Вадим у Регины. — Можем ехать?

— Да, можем, — вздохнула Чарушина, не проявляя внешне особой ретивости. Обняв Вадика за плечи, она прижалась к его губам крепким поцелуем и робко спросила: — Может, я не поеду?

— Не обсуждается, — мягко ответил он и, отведя длинный локон от лица, заправил его за ухо. Рука дрогнула, когда увидел в волосах седую прядку. Ее раньше не было. Это переживания вылились в седой волос.

— М-м-м, — возразила ему неопределенным мычанием.

Сегодня Регина чувствовала себя гораздо лучше, поэтому отъезд в Тулу не казался такой уж необходимостью. Однако убеждать Вадима бесполезно, и он ясно давал это понять своим тоном. Именно таким — мягким, спокойным. Когда Вадик нервничал, сомневался, говорил раздраженно или зло, его еще можно в чем-то переубедить, еще можно как-то на него повлиять. Но, когда он говорил таким тоном, то спорить с ним — безнадежное дело, все равно не уступит.

— И не уговаривай, ты все равно мне ничем тут не поможешь, — обняв теснее, поцеловал ее. Никак не мог заставить себя отпустить, хотя им давно пора быть в дороге.

— Как это не помогу? Как это… — И тут Регине стукнуло в голову, что она так и не отдала Вадиму справку, которую ей дал Давид.

Оторвавшись от Шамрая, Реня принялась рыться в своей сумке и вскоре вытащила из нее чуть измятый документ.

— Возьми, — вручила его Вадиму.

— Ты хочешь заяву в полицию накатать? — пробежал по строчкам нахмуренным взглядом и помрачнел еще больше, детально воскресив в памяти события вчерашнего дня.

— Честно говоря, нет, — помялась Чарушина. — Мне достаточно, что Владик в реанимации. Да и сомневаюсь я, что наши доблестные органы способны призвать его к ответу по закону. Рейман мне доступно объяснил, что все бесполезно… — Она коротко передала разговор с Владом, стараясь обойти болезненные для себя и Вадима подробности, потому что уже нет никакого смысла сыпать соль на рану.

— А я, на твоем месте, не был бы в этом так уверен.

— Почему?

— Потому что Ладуля, хоть и хороший юрист, но без уголовной практики, и занимается он совершенно другими вещами. Так что пусть не выдает желаемое за действительность. Удобно, конечно, мозги пудрить девчонке, когда она одна, растерянна, запуганна… тварь… — бросил, последнее слово будто выплюнув.

— Успокойся, Вадим, — быстро сказала Регина, боясь, что он снова загорится злостью, сейчас уже ненужной. Бесполезной, какая только силы выкачивает.

Шамрай шумно выдохнул и замолчал.

Чарушина аккуратно сложила вчетверо свою справку и сунула ему во внутренний карман куртки.

— Зачем? — спросил он.

— На всякий случай. Пусть будет у тебя. Как я уже сказала, сама я никуда не пойду, но, если они против тебя что-нибудь затеют, сделаю все, что нужно, — пояснила деловито.

Вадим ничего на это не ответил. Ни одобрил, ни оспорил — обхватил лицо руками и поцеловал в губы. Глаза у Регины тут же повлажнели от слез: расставаться не хотелось.

— Пойдем, а то Света будет возмущаться. Сказали, что на пять минут поднимемся, а сами застряли.

— Пусть терпит. Ее никто не заставлял с нами тащиться.

— Ты только моей матери ничего не говори, я сама все скажу, — предупредила Регина.

— Хорошо, — согласился он с непривычным для нее смирением.

Они вышли из квартиры. Лифт почему-то снова не работал, пришлось спускаться на первый этаж по лестнице. Вадим предупредил, что выехать им нужно около десяти утра, иначе они застрянут где-нибудь на МКАДе, и дорога в Тулу займет не три часа, а все пять. Чарушина же радовалась каждой проволочке, которая оттягивала болезненное расставание.

— Регин, ты вперед садись, а то вдруг тебя сзади укачает, — посоветовала Светлана.

— Не укачает, — возразила Реня, но села впереди.

Усевшись, она не пристегнулась, посмотрела на Свету, потом на Вадима и набрала полные легкие воздуха, чтобы выдохнуть твердое: «Я никуда не поеду!».

— Вадь, у тебя есть ножницы?

— Чего? — посмотрел он на сестру, как на слегка помешанную.

— Ножницы, говорю, у тебя есть? Или что-нибудь другое, чем ленточку обрезать можно.

— Зубами грызи, где я тебе ножницы сейчас достану?

— Свет, у меня есть маникюрные. Возьми. — Регина открыла сумку, сверху на вещах лежала косметичка, а в ней маленькие ножницы, которые она подала Светлане.

— Я, между прочим, о тебе забочусь. Подарок вот твоей тёще будущей приготовила, а то приедешь, как придурок, с пустыми руками, — проворчала сестра.

— А я не веселиться туда еду, — отгавкнулся брат. Хотя, наверное, Светка права. Но ему было совсем не до того. Не до подарков и особенных знаков внимания.

— А я и подарочек не сильно радостный собрала! — тоже рыкнула Света, но чуть более дружелюбно.

— Страшно спросить, что ты туда положила. Такое нерадостное, — рассмеялась Регина.

— Сладости. Шоколад разный, орехи, чай вкусненький. Мне кажется, такое все любят. На, — отдала Регине ножницы. — А то я с утра не успела сделать все красиво. Вы ж сами вскочили ни свет ни заря и нас с Алиской подняли. Хорошо, хоть завтраком девку успела накормить.

— Ага, а то Алиска б с голоду сдохла без завтрака.

— Ой, Вадька, не рычи! Сожрешь сейчас меня! Я просто хочу как лучше!

— Угу, здрасьтемама.

Шамрай завел машину. Регина, тихо вздохнув, усмирила свои крамольные мысли и пристегнулась ремнем безопасности. Отступать поздно. На эту поездку настроился Вадим, настроилась Светлана, а главное, мама в курсе и уже их ждет.

Вскочили они ни свет ни заря, потому что оба этой ночью толком не спали. Промучились несколько часов, застряв между сном и явью, и с первыми лучами солнца поднялись с постели.

Она знала, что Вадим не спал. Едва погрузившись в сон, он вздрагивал, снова просыпался и сжимал ее крепче. Стискивал руки, как будто боялся, что она выскользнет и исчезнет.

Регине снились бабочки… кабинет… холл… кровь… травматолог… холл… травматолог… Снова бабочки… Бесценная коллекция Реймана. Снова гостиная. Диван, на котором лежала. Снова кухня. Стол, за которым они сидели. Все это складывалось в непонятную круговерть символов и образов, на которую ее притупленное успокоительным сознание, к счастью, почти не реагировало. На шее чувствовалось Вадькино дыхание, на теле — его сильные руки. Страшно не было. Было