Агония - Оксана Николаевна Сергеева

слезами и словами. Давясь воздухом, который пыталась вдохнуть глубже, чтобы успокоиться.

— Реня… — Он шептал ее имя и больше ничего не мог сказать. Чувствовал ее боль, страх, растерянность, и от этого всего у него безвольно замирало сердце.

— Гадство какое… первый раз надела…

Он прижимал ее к себе, целовал лицо, Реня что-то говорила, но Вадим разбирал лишь отдельные слова, не имевшие между собой, казалось, никакой связи.

Она все про свитер, модный серый, который первый раз надела…

Господи, какой свитер!

Думал, Рейман убил ее. Все нутро насквозь прошило этой мыслью, когда увидел его бесноватую сумасшедшую улыбку. Нечеловеческое на лице удовольствие. И кровь… На руках. На рубашке. На белом полу — алые капли. А потом Регину, лежащую на диване…

Помнил только свой первый удар, который пришелся Рейману в горло. С четким расчетом и бешеной силой, на какую только был способен, чтобы ублюдок рухнул, корчась и задыхаясь от боли. Практически проглотив свой кадык…

Помнил, как бросился к Рене. Звал ее, трогал, пытался привести в себя. Она лежала на диване. Полураздетая, тихая. У самого руки так горели, что ее кожа показалась чересчур холодной. Пытался нащупать пульс или услышать стук сердца, но почему-то не смог, и каплю разумности, которую в тот момент еще сохранял, смыло волной угольно-черной ярости. Снова бросился к Владу, но уже себя не помнил…

— Почему… как только я соберусь быть красивой… попадаю к травматологу… кофта теперь точно не отстирается…

Регина оплакивала свои вещи и не хотела думать о том, что могла вообще не выйти из того дома живой. Что Рейман попросту отсадил бы ей голову, как одной из своих бабочек, или в порыве садистского вдохновения расчленил и попробовал собрать заново. Что она никогда бы не увидела Вадима и не сделала бы всего того, что задумала в своей жизни сделать…

Ее тошнило от мысли, что она встречалась с сумасшедшим. Тошнило от увиденных бабочек, от их хруста, который до сих пор стоял в ушах. Выворачивало наизнанку от ощущения совершенной беспомощности и разрушающего бессилия. Ей становилось невыносимо, когда она представляла, как он раздевал и трогал ее бесчувственную.

— Пойдем в ванную. — Поняв, что рыдания скоро перейдут в рвоту, Шамрай утащил Реню в ванную.

— Ой, как мне плохо, — простонала она, склонившись над раковиной.

Рвать было нечем, потому что за ужином Регина почти ничего не съела.

Спазмы не прекращались, даже когда желудок полностью очистился. Желчь обжигала горло. Внутренности ежеминутно сводила не проходящая судорога.

Чарушина плакала, но уже не от обиды или страха — от боли.

— Иди сюда, присядь на кровать, — Вадим сунул ей в руки большое полотенце и вывел из ванной.

Она, опустошенная рвотой и своей истерикой, лишь безвольно поддалась его рукам.

— Сколько кубиков? — спросил Шамрай.

— А? — подняла на него глаза, решив, что Вадим что-то спрашивает у нее. Но он разговаривал по телефону.

— Ясно. — Убрав сотовый, он достал из пакета с лекарствами ампулу и шприц.

— Что это?

— Лечить тебя буду. Успокоительное.

— От рвоты?

— В твоем случае — да.

— Ты сейчас с Давидом разговаривал?

— С ним. Как говорит Давид Гамлетович, психосоматика — штука серьезная. Желудок у тебя в тонусе от нервов. Оголяйся.

— Ты умеешь делать уколы? — Реня так и сидела на кровати, изредка сгибаясь от накатывающих спазмов, пустых и болезненных. Синие глаза ее потеряли ясность — их затуманила физическая боль.

— Умею. В глубоком детстве мечтал стать стоматологом. Потом передумал, но в доктора до сих пор играю с удовольствием, — невесело усмехнулся Шамрай, протирая руки антисептиком.

— Ненавижу уколы.

— Надо, Реня, надо. Иначе это не кончится, все кишки себе наизнанку вывернешь. Надорвешь все.

— Он же давал мне успокоительные… — Вздохнув, Чарушина стянула вниз пижамные штаны и, тяжело перевернувшись, легла на живот.

— Не взяли они тебя. Не переживай, Киса, твоя жопка в надежных руках. — Отломил горлышко ампулы и набрал лекарство в шприц. — Кстати, Светка говорит, что рука у меня легкая.

— Вот уж не думала, что ты будешь просить меня снять штаны для этого. — Почувствовала на ягодице сначала холодок от спирта, а потом и сам укол. Не такой уж и болезненный.

— Я вообще не собирался просить тебя снимать штаны. Думал, как вернусь, ты будешь голая ходить. — Вынув иглу, прижал к месту укола спиртовую салфетку.

— Я бы просто не успевала одеваться, — улыбнулась она с уже прилившей силой, уже с иронией.

Вадим ненадолго оставил ее, чтобы выбросить в мусорное ведро использованный шприц, салфетки и пустую ампулу, но Регине показалось, будто его не было вечность.

Вернувшись, он укрыл ее одеялом и погасил свет. Разделся и лег рядом, крепко обняв. Пока она все еще обнимала скомканное полотенце.

— Постарайся заснуть. Тебе надо поспать.

— Не хочу. — Всерьез боялась, что ей приснится Рейман со своими бабочками.

— Надо. Сон лечит.

Какое-то время они лежали молча. Когда последние спазмы отпустили, Регина попила воды. Сделала несколько маленьких глотков, со страхом ожидая очередного приступа рвоты, но его не случилось. Вздохнув с облегчением, она притиснулась к Вадиму спиной и обхватила сверху его руки.

— Расскажи мне что-нибудь.

— Что?

— Как ты съездил? Хоть что. Что-нибудь. Историю какую-нибудь из детства…

Глава 22

— Вадик, я вещи взяла?

— Взяла.

— А лекарства?

— И лекарства. И кошелек, и паспорт, — подтвердил Вадим. — Воду в ванной я перекрыл.

Сегодня Регина была рассеянна, как никогда. Возможно, это из-за кучи таблеток, которые закинула в себя вместе с завтраком, или из-за сильного волнения перескакивала она с мысли на мысль и никак не могла сосредоточиться на чем-то одном.

Вдобавок ко всему прочему, соседка, заглянувшая поделиться новостями об очередном произволе местных властей, то и дело сбивала с толку.

— Понаделали платных улиц, теперь все кому не лень паркуются у подъезда, так что из дома не выйдешь! То детей сбивают, то собак! Поэтому и решено было установить шлагбаумы! — возмущалась она, найдя в Шамрае благодарного слушателя.

Чарушина в это время слонялась по квартире, собираясь в поездку.

— Это понятно. Я тут причем? У меня даже машины нет, — с плохо скрываемым недовольством спросила она. Не до тактичности. Настроение дерьмовое, своих проблем по горло.

— И вот, ты понимаешь, деньги сдавать должны даже те, у кого машины нет!

— Сколько? — спросил Вадим.

— Пять, — кивнула Татьяна Николаевна. — Будет два шлагбаума. С той и с другой стороны двора.

— Охренеть, — выдохнула Регина. — Пять тысяч на ветер.

Сунув соседке пять тысяч рублей, Шамрай деликатно направил женщину в прихожую.

— Ой, Регина, а сирень-то! — обернулась она, выглядывая из-за его плеча. — Нашла же