Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы - Мария Беллончи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понедельник начался с турнира на Пьяцца-дель-Дуомо между Альдровандино Пьятезе да Болонья и Вичино да Имола; последний был воспитанником маркиза Мантуанского. Часовой бой закончился победой Альдровандино. Затем все опять проследовали на представление. Давали «Asinaria». Наученные горьким опытом, актеры сократили пьесу; успешное завершение представления отметила даже Изабелла. В перерыве был концерт; выступила известная певица, колоратурное сопрано, Тромбосино, затем была показана танцевальная пантомима со звенящими колокольчиками и мавританский танец на тему сбора урожая.
В последний день карнавала, 8 февраля, послы вручили подарки Лукреции. Флоренция передала золотую ткань, Сиена и Люкка – серебро, а Венеция – два плаща из великолепного венецианского бархата, подбитые горностаем. В этот же день гости смотрят последнюю из комедий Плавта «Casina» – «непристойную» пьесу о проститутках и сутенерах. Комедия дала возможность продемонстрировать Изабелле собственное достоинство и скромность – она запретила своим придворным дамам находиться среди публики (у них, судя по всему, не хватало достоинства, поскольку они умоляли Изабеллу выдать их замуж за придворных, чтобы покончить с надзором за их несокрушимым целомудрием). Сама Изабелла присутствовала на представлении, но сидела поджав губы и с оскорбленным видом. Эрколе прекрасно знал обо всех злонамеренных планах дочери, и было абсолютно ясно, что Изабелла, следуя нравам своей эпохи, допускает в высшей степени неприличные выступления. В любом случае Лукреция не могла понять намерений Изабеллы или делала вид, что не понимает. Она наслаждалась комедией, которая исполнялась «с новыми сценами любви», и слушала с восторгом то, что один придворный охарактеризовал как «необычайно сладкое и непристойное». Танцы, исполненные в перерывах, были великолепны. На сцену падает огромный шар, из него появляются четыре Добродетели, песней восхваляющие невесту. Дон Альфонсо и дон Джулио участвуют в представлении и демонстрируют свои акробатические способности в военном танце, а затем Альфонсо участвует в концерте виол. Вечер заканчивается балом. В тот же вечер на ужине гости заговорили об отъезде.
Прощание началось в Пепельную среду. Послы посетили герцогиню в ее апартаментах. Лукреция в конце концов согласилась открыть двери, и Изабелла д'Эсте и Елизавета Гонзага, воспользовавшись предоставленной возможностью, внимательно ознакомились с обстановкой. Венецианский посол произнес замечательную речь. В ответной речи Изабелла в красноречивой и витиеватой манере отметила великолепие династии Гонзага, военный талант маркиза Мантуанского и традиционную дружбу между Мантуей и Венецией. Затем Елизавета произнесла короткую речь, и, наконец, Лукреция застенчиво выразила свои чувства всего несколькими словами, которые, согласно информатору, немного добавили к уже сказанному, но показали ее воспитанность и здравый смысл.
Гости уезжали из Феррары, но 14 февраля, через пять дней после окончания карнавала, оставались еще четыреста пятьдесят человек и триста пятьдесят лошадей. Изабелла писала своему мужу: «Ваша Светлость может представить, как это нравится герцогу». Эрколе д'Эсте, негодуя, просматривает расходные ведомости, ища выход из сложившегося положения. Просто надо найти предлог, чтобы выставить вон людей герцога Валентинуа, и Эрколе отправляет их на том основании, что их пребывание в Ферраре делает мало чести его святейшеству и герцогу Романьи. Более того, в письме Бельтранто Костабили в Рим Эрколе указывает, что у женщин, оставшихся в Ферраре, так много рыцарей, грумов и слуг, что гостеприимство обходится ему слишком дорогой ценой.
Изабелла д'Эсте тоже решает отложить отъезд из Феррары. Ей становится известно, что дела ее невестки не так хороши, как кажутся на первый взгляд, и явные щели в ее броне заставляют Изабеллу остаться. Общаясь с Теодорой Анджелини, феррарской придворной дамой Лукреции, Изабелла легко переводит разговор в пессимистическое русло, и поощренная таким образом девушка признается, что в скором времени герцогиня избавится от всех феррарцев и оставит при дворе только римлян и испанцев. Изабелла уверена, что эти опасения, о которых она немедленно оповестила, вызовут бурную реакцию не только среди придворных, но и в семействе д'Эсте. Теперь она могла отомстить, и 16 февраля, почувствовав, что уже достаточно сделано, Изабелла уезжает вместе с Эмилией Пио, маркизой Котронской, Елизаветой Гонзага и всеми сопровождающими. После церемонии прощания Лукреция и ее двор вздохнули с облегчением. Изабелла и Лукреция обменялись холодными, но учтивыми коротенькими письмами. Время шло, а их отношения оставались неизменными.
Намеки Изабеллы не остались без внимания. В конце февраля по приказу герцога большая часть испанцев Лукреции и кое-кто из придворных дам должны покинуть Феррару. Это, сказали придворные, только начало. Удар нанесен настолько неожиданно, что Лукреция ощущает его особенно болезненно. Но она никак не реагирует, будто ничего не происходит. Она ясно осознает, что не обладает никакой властью, и обязана согласовывать свою жизнь, по крайней мере внешне, с жизнью своей новой семьи.
В день отъезда испанцев Эрколе д'Эсте организовал специально для Лукреции изысканную охоту в парке Бельфьоре, когда специально обученных соколов посылали за цаплями, зайцев ловили с помощью леопардов, а лисиц загоняла свора гончих, принадлежавшая герцогу. Лукреция наблюдала за рыцарями и дамами, скачущими на великолепных лошадях через зимний лес, который только просыпался в ожидании первых фиалок. Лукреция наслаждалась солнечным утром, вдыхая прохладный воздух, но, конечно, испытывала укоры совести при мысли о людях, которых она любила и которые ехали сейчас на юг. Правда, сейчас было важнее позаботиться о тех, кто остался, и, возможно, у Лукреции уже был готов план, когда вечером она возвратилась в замок.
Она не возмущалась. Нет, она притворилась, что сдается, смирилась с теми слугами и придворными дамами, которых навязал ей Эрколе, и не знает о плане свекра еще до Пасхи выслать из Феррары Адриану Мила, мадонну Цеццареллу и других. Она призвала феррарских девушек и даже пригласила Теодору Анджелини к своему столу в Великий пост. Теодора с трудом верила в случившееся и в письме Изабелле рассыпалась в похвалах герцогине, которая стала «нормальной, милой и человечной». Кроме того, должно быть, кто-то объяснил Лукреции, что ее холодность по отношению к Изабелле является серьезной дипломатической ошибкой, и в разговоре с Теодорой она выражала полное согласие с похвалами, расточаемыми в адрес невестки. Один из испанцев, которого Изабелла склонила на свою сторону, обратил внимание Лукреции, что феррарцы отмечают ее холодность по отношению к семейству д'Эсте. Лукреция, приняв несчастный вид, начала оправдываться, что еще не освоилась в новой стране, горько сожалеет, что не воспользовалась предоставленными ей блестящими возможностями – все это, безусловно, предназначалось для ушей Изабеллы.
Известный своей жадностью, старый герцог Эрколе выделил невестке ежегодную ренту в 8 тысяч дукатов. На это она должна была содержать двор: одевать, кормить, содержать лошадей и повозки, не считая пожертвований и приемов, соответствующих ее положению. Подобное решение оскорбило Лукрецию, которая любила тратить деньги щедро, как королева, и небрежно, как куртизанка. Кроме того, она прекрасно знала, что ее приданое позволяет выделить ренту в 12 тысяч дукатов. И теперь она просила об этом. Эрколе решил посоветоваться с Изабеллой, которая незамедлительно ответила, что сумму в 8 тысяч дукатов считает приемлемой, после чего герцог все-таки пошел на компромисс и выделил Лукреции 10 тысяч в год. Лукреция заявляет, что не владеет искусством заключать сделки, и уходит, бросив напоследок: «Феррарский лавочник» – выражение, которым уже пользовался Александр VI. Альфонсо д'Эсте, не вмешиваясь, наблюдает за препирательствами. Конфликт между свекром и невесткой разрастается, становится все более ожесточенным и часто переходит границы дозволенного. Вскоре Лукреция получила дополнительный довод в свою пользу: в марте стало очевидно, что она ожидает наследника. Интересно, будет ли в этом случае герцог настаивать на своем или все-таки уступит?