Джеймс Миранда Барри - Патрисия Данкер

Шарлотта Англию помнила смутно, и это были неприятные воспоминания о грязных садах, слякоти и сквозняках. Ей нравились здешние белые камни, чешуйчатая красная земля и ежедневная безотказная лазурь неба. Она не желала покидать резиденцию с ее жасминовыми тропинками и мавританскими колоннадами. Но мысль о муже, который подарит ей положение в обществе, семейные драгоценности и все свое внимание, ей тоже нравилась. Он должен быть высоким, очень высоким, но во всех остальных деталях – в точности похожим на доктора Барри.

Барри часто приглашали на ужин в резиденцию губернатора по той простой причине, что он был хорошим собеседником. Он был резок, но не напыщен, и умел читать наизусть Шекспира – всегда уместно, а порой восхитительно. Шарлотта больше всего любила «Отелло» – эта пьеса, наполненная взрослыми страстями, указывала ей, как бездонно сложна ее собственная душа. Барри прислонялся к камину, блестя двойным канальством[33], предупреждал про чудище с зелеными глазами, ревность, и хватал обрезанного пса за горло – вечер за вечером, на разные голоса. Особенно трогателен он был в роли возмущенного и покинутого отца:

У Шарлотты было одно интересное прозрение: она усомнилась в традиционно неподвергаемой сомнению невинности Дездемоны. В губернаторской резиденции вполне мавританские коридоры соседствовали с камином, украшенным изразцами неразбавленной средиземноморской синевы, а в элегантной гостиной царила неподдельная венецианская роскошь. Канделябры намекали на потаенные страсти. Декорации подходили как нельзя лучше. Сцена была готова. Предательство и прелюбодеяние казались весьма возможными, более того – волнующе неизбежными.

– Интересно, Кассио был очень хорош собой? – мечтательно спросила Шарлотта. – Она говорит, что он видный малый.

Невысказанная мысль Шарлотты заключалась в том, что чернокожий мужчина был бы страшно экзотичен в качестве любовника, но не в качестве спутника жизни. Барри взглянул на нее с циническим интересом. Ему бы никогда не пришло в голову дать слово, а затем отказаться от обещания. Следовательно, прелюбодеяние было немыслимо. По крайней мере, для героинь. Но Шарлотта Уолден явно не осуждала женщин, которые устраивали свою семейную жизнь по иным правилам.

* * *

Середина июня. Барри провел на острове почти полгода. В том году жара наступила рано, и все обсуждали, что придется подняться в горы раньше обычного. Небольшая компания, которая регулярно ужинала у губернатора, все еще отходила от «Троила и Крессиды», опрометчиво выбранных для постановки за их греческие корни. Среди жителей колонии нашелся сумасшедший антиквар, уверявший, что он открыл истинное расположение Трои. Во время чтений он время от времени заводил одну и ту же страстную речь о прозорливости Шекспира как историка. Шарлотту считали слишком юной и недостаточно присмотренной, чтобы поручить ей роль Крессиды, но все-таки поручили, а Уолтер Харрис изобразил Троила так смачно, что лишил роль остатков правдоподобия. Барри был изворотлив и убедителен в роли вероломного Диомеда. Когда Шарлотта произносила свои строки:

она посмотрела прямо на Барри, и взгляд, которым он ей ответил, общество по большей части сочло довольно шокирующим.

Но ночи становились теплее, и дамы энергично обмахивали себя ранними вечерами, вдыхая чувственный аромат жасмина, наклоняясь над перилами балконов, ожидая первого дуновения вечернего бриза. Все знают, что Шекспир возбуждает страсти, но в душную ночь это не самый удачный выбор. Поэтому обратились к «Макбету» с его фруктами во льду и десертным вином в надежде стряхнуть с себя знойный запах прелюбодеяния. Среди дам «Макбет» имел бешеный успех – причем дамы по очереди перебывали ведьмами. В сюжете пьесы есть военная составляющая и эффектные батальные сцены. Это очень нравилось губернатору, который никогда не бывал в сражении, но любил представлять себе, что бывал.

Харрис и Барри читали те сцены, в которых Макбет со своей леди доводят себя до истерики в качестве прелюдии к убийству Дункана. Наконец солнце мирно растеклось позади них в розовато-золотую смолу, и бриз потянул их за рукава. Дамы вздохнули с облегчением. Свет стал голубоватым, потом лиловым. Голос Барри рассекал полутьму, зловещий и решительный; он читал строки тихо, как молитву:

Он остановился, затем призвал силы тьмы голосом, от которого собравшиеся похолодели. Шарлотта, которая ни на мгновение не спускала с Барри глаз, сразу поняла, что он больше не смотрит в книгу. Это он знал наизусть.

Все ахнули. Уолтер Харрис мастерски схватился за край камина, чтобы показать, что он тоже тут. Он прогремел свои строки отчаянно и артистично, но тихий, змеиный тон Барри был выразительнее.

Собравшиеся, ожидая шербета со льдом и абрикосов в холодном ликере, разошлись по нескольким комнатам и заняли веранду. Шарлотта поймала Барри и предложила ему пройтись по саду. Сад губернатора славился арабскими фонтанами, построенными в двенадцатом веке и украшенными изразцами того же времени. Странные голубые и кремовые узоры сверкали под неровной завесой падающей воды. Апельсины светились в темноте, как фонари. Они прошли по одной из тенистых тропинок возле прудов с рыбой, и Шарлотта настояла на том, чтобы взять Барри под руку.

– Мисс Хотон вами страшно восхищается, – таков был ее первый залп.

– Мы вместе плыли из Портсмута, и это путешествие было не из приятных, – отстраненно ответил Барри. Он уже задумался, а разумно ли было позволять глупой девочке с хорошей фигурой увести его в стемневший сад.

– И вы ведь знаете, что я тоже.

Барри поклонился в ответ на комплимент, но ничего не сказал.

– Когда вы читали за леди Макбет, я сказала себе: это было потрясающе, как прекрасно вы понимаете нашего Шекспира! Дело не только в поэтическом экстазе. Вы знаете, так же, как он, что такое – желание власти. И что значит испытать крушение надежд…