Кружева лжи - Анастасия Дока

Гольцев резко дал по тормозам, и вновь едва не случилась авария. Спасло то ли счастье, то ли везение. Светофор засветил запрещённым светом, и, переведя дух от лихой езды, Андрей замер на месте. Спросил:

– Мама, кто звонил? Он представился? Что конкретно сказал?

– Ничего особенного. Что знает Диму и видел его. Он обещал подъехать и всё рассказать.

– Мама, не будь дурой! Никому не верь!

– Да как же… Ты что не понимаешь, как это важно? Речь ведь о твоём брате!

– Мама, не открывай!

– Да, я не дура! Мы встречаемся в кафе!

Машина сзади просигналила. Андрей вжал педаль газа.

– Я понимаю, ты обижаешься на брата. Но это неправильно. Он такой, и всё. Он не изменится. Я поэтому и позвонила, чтобы предупредить. Я ухожу.

– Мама!

– Мы будем в кафе «Алегро». У музыкальной школы. Не волнуйся.

– Мама!

Телефон пугающе замолк. Андрей хотел завыть от отчаяния. Школа располагалась по пути домой. В двух остановках.

Маша… Мама…

Больно билось в рёбра.

А снег продолжал спокойно падать.

***

Выбор. Пока Андрей судорожно принимал решение за кем ехать: сразу домой к сестре или в кафе к маме, Маша разговаривала с убийцей. Диалог длился недолго, но и за это время некая неправильность происходящего почувствовалась Гольцевой. Да, случалось, что пациенты выражали ей благодарность за стенами больницы, но делали это на улице, у входа или звонком по телефону, когда она, уставшая измотанная ложилась на диван и включала канал с мультиками. Так она отдыхала. Звонок поднимал настроение, возвращал силы и каждый раз подтверждал: она на своём месте. Всё не зря.

Что-то фальшивое прослеживалось в словах и движениях человека напротив. И Маша думала: надо уйти. Сказать: «Не за что. Берегите здоровье». Повернуться к подъездной двери и исчезнуть в недрах, пропахших кофе и уютом родного дома. Надо. Но Маша стояла и продолжала слушать. Вспоминать.

Не удавалось.

Голос, лицо казались чужими. И тоже какими-то неправильными. Словно в одном человеке жило две личности, однако, ни одна из них не нравилась Гольцевой.

– Я вас задерживаю. Простите. Вы, наверно, устали после смены и спешите домой, а тут я.

Маша выдохнула с облегчением, даже не скрывая этого. Вот и всё. Сейчас они расстанутся.

– А я вообще-то к сестре. Она тоже здесь живёт.

Смех.

– Ну, пойдёмте?

Улыбка в губах, но не в глазах. Хотя, в такую погоду сложно было утверждать с полной уверенностью – видимость была та ещё. Снег опускался прямо перед лицом. Ветер кружил Машиными волосами, ухудшая обзор.

Всего доля секунды понадобилась Гольцевой, чтобы себя успокоить. От такого человека не стоит ждать опасности. Ощущения внутри глупые. Похоже она слишком увлеклась карьерой Селивёрстовой, чересчур прониклась атмосферой напряжения и страха.

Выбор сделан. В подъезд вошли вместе.

В руках убийцы уже был платок, в мыслях Маши – вкусный обед и заботливые лица мамы и брата. Из квартиры, соседней с «кофейной», вышла женщина лет пятидесяти. На поводке она держала собаку. Мелкую и дрожащую. Противную.

Но больше всего отторжение вызывала не внешность зверька, а взгляд. Если бы убийце кто-то задал вопрос: что в глазах животного, то ответ, полный уверенности, прозвучал бы один. Собака знает.

Пот стёк по спине. Зажатый в руке платок, вновь скрылся в кармане.

Маша сделала шаг к лифту, убийца тоже. Отвратительный зверь, скалясь и рыча, покинул подъезд под громкие жалобы своей хозяйки на холодный вечер.

Выдох. От сердца убийцы отлегло. Лифт. Запоздалая мысль: как душить платком, если на шее шарф? Успокоение. Маша начала расстёгивать пуховик, оголять шею.

Удача улыбалась. Время на другой способ было. В конце концов, можно убить, зажав и рот, и нос или разбить голову о зеркало. Благо, оно висело в лифте.

Но сил на другой план не было.

Платок стремительным рывком обернулся вокруг Машиной шеи.

***

«Маша не глупая. Не зря фанатеет от детективов и знает наизусть все реплики из сериала «Шерлок». Она, наверняка, уже дома. И вот-вот позвонит узнать, где мама», – так уверял себя Андрей, бросая безнадёжные взгляды на мобильный. Снова и снова. Сестра не звонила.

Кафе «Алегро» светило гирляндами. Подготовка к Новому году. Гольцев подумал о ёлке, о том, что до они её до сих пор не поставили, хотя из года в год, и это уже была традиция, наряжали зелёную в начале декабря, таким образом, приближая праздник.

И он, и Маша в детстве верили, что это подскажет деду Морозу, кому следует первому нести подарки. Выросли. Верить перестали. Но делать именно так привыкли.

Маму он увидел сразу. Она сидела за столиком, недалеко от входа. Одна. Стучала рукой по столешнице. Нервничала.

Спокойствие не приходило. Андрей приблизился к маме. Удивил её. Прочёл в глазах немой вопрос, а затем:

– Андрюшенька, ты оставил Машеньку обедать в одиночестве? Нехорошо.

– Никто не придёт. Поехали домой.

Уверенность в собственных словах звучала тревожной музыкой. Предчувствием неотвратимой беды.

– Я подожду. Человек мог задержаться. Какая погода…  А ты давай езжай к сестре.

Андрей подхватил маму под локоть.

– Зря потратишь время. Поехали.

– Нет, Андрюшенька. Я хочу знать, что скажет этот человек про Димочку. Вдруг…

– Тебя обманули! – гаркнул Гольцев, не в силах сдержать свой страх. – Никто не придёт. Нам надо домой!

– Что ты такое…

– Мама, поверь мне! Дело не в Диме!

– Отпусти меня и не кричи. Ты всегда ему чуть-чуть завидовал, а теперь он пропал и… у меня дурное предчувствие. Я хочу услышать этого человека.

– Нет времени! – выкрикнул и сразу почувствовал: то, что секунду назад было лишь страхом превратилось в сбывшийся кошмар. Но терять надежду не хотелось.

Крепче схватил маму, наклонился и прошептал:

– Пожалуйста, поехали. Я пробью номер звонившего. Сам встречусь. А сейчас нам надо идти.

– Честно?

– Да.

– Но ты что-то скрываешь. Что-то с Машенькой?

– Нет.

Почувствовал себя мерзавцем, сжал в кулак свободную руку.

– А почему тогда…

– День сложный. Я просто не хочу, чтобы Маша обедала одна.

Улыбнулся. Криво.

Мать поднялась.

– Обязательно узнай номер, сыночек. Обещай.