Маледикт - Лейн Робинс

От неожиданной дерзости Ласт снова побагровел. Лицо Ариса смягчилось при виде волнения брата; король заговорил мягче.

— Что вы можете сказать в защиту Маледикта?

— Только лишь то, что поступки слишком часто трактуются неверно. Лишь то, что если я не обижен и не считаю, что со мной поступили неверно, хотя именно к моему горлу поднесли острие меча, то, быть может, никто не желал плохого.

Маледикт хотел улыбнуться, но сдержался, опасаясь, что его улыбка будет неверно истолкована. Однако же он был доволен и приятно удивлен — не тем, что Янус встал на его защиту, ибо иного он и не ожидал, а смелостью и одновременно остроумием его речи. Янус действительно изменился, научился осмотрительности, о которой сам Маледикт в минуты ярости забывал.

— Ты слишком самонадеян и непочтителен, Янус. Ставишь собственные заблуждения выше королевских, — проговорил Ласт. — Быть может, я ошибался, полагая, что ты готов к выходу в свет. Пожалуй, тебе не повредит еще год обучения.

Маледикт похолодел. Он не мог смириться с тем, что Ласт еще раз отберет у него Януса.

— Пусть останется, Мишель, — сказал Арис. — Лично я рад видеть того, кто столь предан товарищу. Скажите мне, Янус, вы обидитесь, если я не допущу Маледикта ко двору?

— Нет, сир, не обижусь, но буду огорчен. Вы мой король и мой дядя — а значит, не способны поступать неверно.

Маледикт еле сдержался, чтобы не захлопать в ладоши. Янус овладел тем, что оказалось не под силу ему самому: искусством циничных острот, балансирующих на грани между учтивостью и дерзостью.

— Неужели его слова снискали мне помилование? — спросил Маледикт, не в силах и дальше молчать.

Ласт открыл было рот, собираясь что-то сказать, но Арис только отмахнулся от него:

— Если поклянешься — без оговорок, без тайного смысла, — что твой клинок при моем дворе останется в ножнах. И лишь боги знают, что теперь будут писать в газетах. — Арис понизил голос, шагнул ближе. — Только, Мэл, не забывай об осмотрительности.

— Клянусь, — Маледикт склонил голову. Он почувствовал, как рука короля замерла над ней, едва касаясь темных локонов. Услышал, как Ласт с отвращением фыркнул; увидел, как граф удалился, не сказав больше ни слова. Маледикт поднял взгляд на Ариса. Бледные глаза смотрели теперь на Януса, стоявшего слишком близко; у губ короля залегла небольшая складка. Король протянул руку и отвел Маледикта на несколько шагов в сторону.

— Во второй раз я принимаю твою клятву, и все же ожидаю твоего извинения, — сказал Арис.

Маледикт почувствовал вспышку раздражения и постарался погасить ее. Он рисковал слишком многим, и все же… он не мог быть другим, только самим собой, и его слова опять прозвучали резко:

— Желаете ли вы, сир, чтобы я встал перед вами на колени, здесь и сейчас, моля вас проявить милосердие? Одно ваше слово — и я буду лежать перед вами, распростершись. Мое будущее в ваших руках.

Арис взял Маледикта за подбородок, приближая его лицо к своему.

— Мишель отрезал бы тебе язык за такие слова… — он отпустил подбородок юноши. — Но я — не мой брат и не ищу оскорбления в каждой речи. Я прощу тебя, но в качестве наказания я заберу твоего спутника. Нам с Янусом пока так и не представилось достойной возможности пообщаться.

Арис жестом велел Янусу идти вперед.

— Ну что, племянник, не желаешь побеседовать с дядей?

Пользуясь тем, что король заслонил их собой от большинства любопытных глаз, Янус прижал губы к ладони Маледикта, прежде чем последовать за королем. Маледикт задрожал, мгновенно ощутив озноб из-за отсутствия Януса, настроение сразу же испортилось. Он хотел броситься за ними, чтобы не выпускать свою любовь из вида. «Сдержанность», — шепнул Янус, согревая своим дыханием ухо Маледикта. «Осмотрительность», — требовал Арис. Маледикт смотрел, как Янус садится в карету короля, и ничего не предпринимал. Когда карета отъехала, он подумал о возвращении домой, и вся радость дня, проведенного с возлюбленным, улетучилась. Зато при мысли о Дав-стрит, о Ворнатти планы Маледикта переменились. Перед возвращением домой нужно было доделать кое-какие дела.

— Не хочешь вина? — предложил Арис, взмахом руки приказывая удалиться юному пажу, который попытался подойти к нему с кипой документов, и запираясь с Янусом в своем кабинете.

— С удовольствием, — отозвался Янус, грациозно принимая из рук короля хрустальный кубок.

Арис рассматривал юношу, и его радовало то, что он видел. Несомненно, в жилах Януса текла кровь Ластов; вдобавок манеры его были безупречны. Королю не верилось, что большую часть жизни молодой человек провел в самых ужасных трущобах во всем Антире.

— Это Селия обучала тебя светским манерам? — спросил Арис, усаживаясь в темное, обитое бархатом кресло. Мастифф, издав рык, устроился на туфлях короля; в ответ Арис тоже рыкнул: — Прочь с моих ног, черт тебя подери, Бейн.

— Селия? — переспросил Янус, опуская кубок и взбалтывая вино; родился и исчез рубиновый водоворот. — Она учила меня правильно говорить, когда вспоминала о моем существовании. Ее мир ограничивался запасом старого доброго «Похвального».

— Весьма прискорбно. Быть может, этим объясняется отсутствие Селии при дворе. Я ожидал, что она выйдет из тени, как только газеты запестрят твоим именем, и заявит о своем кровном праве или же запросит солей за молчание о твоем прошлом, — проговорил Арис. — Ты не видел ее после возвращения?

Голубые глаза встретились со взглядом Ариса; король понял, что сильно удивил юношу. И все же реакция племянника потрясла и его самого: неужели Янус вовсе не испытывал родственных чувств?

— Когда я вернулся, — наконец проговорил Янус, — их уже не было.

— Их?

— Селии и ее подруги, — объяснил Янус. — Еще одной шлюхи. Полагаю, они отыскали себе покровителя — или умерли от крысиной лихорадки.

Слова Януса прозвучали совершенно бесстрастно, и это озадачило короля — ведь для мальчика было бы совершенно естественно скорбеть о матери. Впрочем, шлюха или пьяница вряд ли вызывает теплые чувства.

— Как вы уживаетесь с Мишелем? — Дверь резко распахнулась: второй мастифф, искавший хозяина по всему дому, толкнул ее своей тяжелой головой. Бейн оскалил клыки и тихо зарычал, новый пес устроился у камина. Янус улыбнулся.

— Я обожаю его собак.

— Только лишь его собак? — рассмеялся Арис. — Мой бедный братец. Разве тебе больше нечем ответить на его заботу?

Янус поднялся и принялся расхаживать по комнате.

— Я не люблю его. Он был слишком груб, когда забирал меня. Тем не менее я признателен ему за новую жизнь. Должен ли я рассказать вам, что испытываю к своему дяде? — Усевшись на пол возле камина, Янус принялся гладить густой мех собаки. — Или сами поведаете мне что-нибудь? Что такого вы можете сказать, если понадобилась подобная приватность? Хотя для меня большая честь составить вам компанию, я чувствую, что у нашей беседы есть иная цель, помимо общения.