Будешь моей! - Агата Лель

— В общем, я выяснил для тебя кое-что. Сейчас, секунду подожди.

Пока он неимоверно долго шуршал чем-то за пределами динамика, Марк едва не лишился чувств от нетерпения. Это же издевательство какое-то!

Когда в трубке снова раздалось пыхтение отца, Марк уже был готов сорваться:

— Ну и? Что именно ты выяснил?

— Если коротко — эту твою Злату действительно подставили, — неторопливо пропыхтел Шелест-старший, доводя тем самым сына до белого каления. — Мои ребята пошуршали немного и выяснили, что вчера вечером, в метро, рядом с твоей подружкой ошивался некий Рустам Тарханов. Тебе знакомо это имя?

— Нет. Понятия не имею, кто это, — раздражённо бросил Марк. Ну какое ему дело до каких-то там Рустамов!

— Так вот, обрадую — этот Рустам в течении продолжительного времени был любовником твоей жены.

— Дарины? — завис. — У Дарины был любовник?!..

— Ну почему же был… есть. Они встречаются до сих пор.

С ума сойти! Уж чего-чего, но подобного Марк услышать точно не ожидал.

Не сказать, что его обрадовала эта новость, всё-таки узнать, что будучи в браке ты носил славные рога приятного мало, но она его и не расстроила. Сейчас уж точно ему было абсолютно плевать на то, с кем отиралась его уже почти бывшая жена.

— И какое отношение имеет любовник Дарины к тому, что Злату подставили?

— Ты действительно не догадываешься?

Чё-ёрт! Вот чёрт…

— Этот Рустам пятнадцать лет назад служил вместе с Артемием Соколовым, ныне действующим сотрудником ФСКН. Именно Соколов задержал твою Злату в вагоне метро.

Разрозненные картинки стали соединяться воедино. Осознание просто оглушило.

Дарина… Этот Рустам, Злата… Неужели?..

Телефон издал жужжание, свидетельствующее о том, что пришло входящее сообщение в мессенджер. В какой-то прострации, машинально, Марк отнял телефон от уха и взглянул на экран.

"Срочно зайди на страницу своей жены!"

Сообщение от его давнего приятеля Олега, но какие могут быть соцсети, когда тут такое! Разумеется, Марк проигнорировал смс друга, всё никак не придя в себя от ошеломляющей новости.

— Марк? Марк?! Ты тут? — фоном прозвучал из динамика голос отца.

— Да.

— Но это ещё не всё. Ты сидишь?

***

Покрытые тонкой вуалью снега посадки малькали за окном с бешеной скоростью, сердце колотилось словно получило дозу ударного адреналина.

Дарина боялась, до дрожи. Слёзы лились по щекам, ком в горле мешал сделать нормальный человеческий вдох.

Она не умела молиться, но отчаянно просила кого-то там свыше простить её за все совершённые когда-то грехи.

Неужели это всё? Вот так? Именно сегодня?!

— Рустам, умоляю тебя, хочешь я позвоню сейчас в полицию и скажу, что всё это сделала я?! Хочешь? Пожалуйста, прости меня… Я всё осознала, правда! Только умоляю — сбавь скорость…

Тяжело дыша, Тарханов по-прежнему молчал, пристально глядя на дорогу. Бисеринки пота собирались в крупные капли и стекали по лицу, но он их словно не замечал, гипнотизируя грязную дорожную гладь.

Дарина не знала, что творится в его голове, но шестым чувством понимала, что это конец…

Как она там однажды сказала? Что лучше сдохнет, чем подпишет заявление о разводе? Пусть лучше дьявол заберёт её душу?

Видимо, кто-то сверху её всё-таки услышал…

Дарина, шумно всхлипнув, дрожащими пальцами достала из сумочки айфон и, как есть, зарёванная, включила прямой эфир в популярной на весь мир социальной сети.

Впервые в жизни ей было наплевать, как она выглядит. Она хотела облегчить душу… кому бы она там сейчас не принадлежала. И всё ещё надеялась, что обезумевший мужчина рядом одумается…

— Это я, Дарина Шелест, и наверное, это будет последняя запись моего блога. Да, такое вот дерьмо, друзья… Марк, — всхлипнула, убрав кулаком мешающие слёзы, — если ты меня сейчас видишь — прости. Возможно, мы больше не увидимся… Я хочу, чтобы ты знал, что я тебя люблю. А ещё я хочу тебе кое в чём признаться… Всем признаться.

Валерий Васильевич очень любил ночную рыбалку. А в те дни, когда жена была не в настроении — тем более.

Поэтому он оделся потеплее, собрал нужные снасти, складной табурет, фляжку-выручайку и пошёл через посадки на реку Усманку, в надежде посидеть на берегу в тишине и покое. Он не рассчитывал на большой улов — в это время года, да ещё и здесь, рыбы почти совсем нет, а какая есть — полудохлая, но это всё лучше, чем слушать пилёжку жены. Да и какое-никакое, всё-таки развлечение на вынужденной пенсии.

Он уже предвкушал, как сядет на излюбленном месте под покосившейся ивой, тяпнет, чтобы согреться… Красота.

Чвакая снегом вперемешку с грязью, Валерий Васильевич, пыхтя, спустился с дороги вниз по склону и уже почти добрался до реки, как услышал неподалёку шум стремительно приближающейся машины. Ещё поругался про себя, что если так будут гонять, то квёлую рыбу — и ту распугают. Но спустя считанные секунды о рыбалке ему пришлось забыть…

Чёрный БМВ на бешеной скорости добрался до середины моста и, протаранив хлипкое ограждение, подбитой птицей полетел в покрытую тонкой ледяной коркой речную гладь…

— Просыпа-айся-я…

Нет. Ну не-ет, ещё совсем чуть-чуть…

Не открывая глаз тяну на лицо одеяло. Оно такое лёгкое, невесомое, словно облако. Как же хорошо…

— Встава-ай…

— Нет, пожалуйста, ещё пять минут, прошу тебя.

— Сама знаешь, что у нас нет этих пяти минут.

Чувствую, как тёплая ладонь ползёт по пояснице, юрко скрываясь за резинкой шелковых ночных шорт.

Смеюсь в подушку, извиваясь и отпихивая задом персональный будильник. Ещё это солнце… оно такое яркое, а учитывая, что огромные окна нашей спальни выходят на восток, даже у первых лучей рассвета нет ни единого шанса остаться незамеченными.

Когда мы только купили этот дом (на баснословную, между прочим, сумму — вспоминать страшно), то несколько ночей не спали до самого утра, наблюдая, как всходит солнце, как робкие лучи с нежно-розовых меняются на насыщенно оранжевые и затем на ярко-красные. Мы говорили так много тогда… обо всём и ни о чём, словно пытаясь восполнить пробелы. Заполнить временные паузы, на которые нас когда-то разлучала жизнь.

Мы пили белый марочный Совиньон сидя на всё ещё не до конца разобранных коробках с вещами, занимались любовью на брошенном на пол пледе… Это было поистине волшебное время, особенно после всего, что нам пришлось пережить. Это было словно… глоток свежего воздуха после, казалось бы, перекрытого навсегда кислорода.