Новый год плюс Бесконечность - Сергей Челяев

И тут на нее с разбегу налетел прохожий.

Молодой мужчина в удобной, хотя и слегка коротковатой дубленке, еле успел подхватить молодую женщину. Она так и обмерла от неожиданности в его руках, после чего сделала слабую попытку высвободиться. Мужчина немедленно выпустил ее из нечаянных объятий и поставил на тротуар. Она повела головой, точно норовя заглянуть ему за спину, не таится ли там кто-то еще, столь же неуклюжий и внезапный.

Но в этом взгляде не было его, молодого мужчины в дубленке. Ее глаза не остановились на нем ни на мгновение, даром что их лица были друг против друга. Как два стекла в оконной раме. Несколько мгновений мужчина пристально смотрел на жертву своей невнимательности; причем, несмотря на приятные черты и мягкий шарм миловидного лица дамы, глядел он на нее с беспокойством и тревогой. Наконец она шагнула в сторону, а он, соответственно, обрел дар речи.

— Вы не ушиблись? Простите, ради бога, я просто, видимо, задумался на ходу.

— Ничего страшного, — сухо ответила она, теперь уже устремив глаза ему в подбородок. Это странное обстоятельство еще сильнее обеспокоило мужчину.

— С вами все хорошо? — озадаченно спросил он. — Все нормально?

— Нет, — робко улыбнулась она. — Со мною не все хорошо. Но это пустяки — скоро пройдет.

В следующее мгновение мужчина в дубленке все понял. Это была не их обоюдная рассеянность. Стоящая перед ним приятная, невысокая дама ничего не видела. Она была слепа.

Мужчина быстро огляделся по сторонам, для чего-то посмотрел на часы и на краткий миг задумался. Дама, казалось, и вовсе забыла о нем. Достав из кармана маленький кружевной платок, она осторожно вытирала лицо, на котором весело таяли быстрые мелкие снежинки.

Наконец мужчина покачал головой и решительно взял даму под руку. Она даже не вскрикнула. Он наклонился к ее щеке и прошептал что-то — вкрадчивое, мягкое, нежное. Так, наверное, говорят в подобных случаях мужчины с симпатичными дамами, встреченными ими впервые. Она выслушала его слова, улыбнулась и, подумав, почти незаметно кивнула. А потом тихо назвала свой домашний адрес. Всего два слова. Улицу и дом.

В скором времени снег заметно утих, и теперь редкие, пушистые и порхающие снежинки летели над городом, отчего путь сам собою казался легким, а беседа — приятной. Мужчина говорил, все более увлекаясь собственным красноречием. Дама же внимательно слушала, изредка вставляя то улыбку, то доброжелательную реплику. Тротуар тянулся вдоль заснеженных рельсов, по которым изредка бежали трамваи, сердито звеня на перекрестках и поворотах, но эти двое их совсем не замечали. Они были увлечены прелестью нечаянного зимнего знакомства, и до Нового года оставалось всего ничего. Мужчина, как водится, провожал, а дама не противилась. Так бывает очень часто, и совсем не обязательно — в конце календаря.

— Честно говоря, я думал, что вы сейчас накинетесь на меня с кулаками! — смеялся мужчина. — Вот дубина, тупица, слепая тетеря…

Но, выговорив последние слова, он внезапно осекся и опасливо посмотрел на спутницу. К счастью, ей хватало проницательности не обижаться, к тому же она, видимо, легко относилась и к собственной жизни, и к ее беде.

— Хорошо еще, что все не так страшно, не так неотвратимо, — тихо говорила она, привычно глядя теперь под ноги и осторожно обходя черные ледяные катки, почти заметенные порошей и оттого таящие в себе веселое предательство. — Когда это случилось со мною в первый раз… вот тогда было по-настоящему жутко. Вы, наверное, даже представить себе не можете, Вадим, что значит, когда в твоих глазах вдруг напрочь выключается свет. И все, что ты видел прежде вокруг себя, о чем догадывался… Или не видел, но знал, что оно где-то здесь, рядом, за спиной… Все это вдруг уходит.

— Я понимаю, — проговорил мужчина. — Я и сам чувствую иногда, как что-то уходит. Искренность. Непосредственность детства. Друзья. Деньги, наконец.

Они посмотрели друг на друга: он — весело и притворно, она — подслеповато, но изумленно. И разом расхохотались.

— А если серьезно, — продолжил он, — как-то мне довелось увидеть, как исчезло все. Осталось только небо над головой.

— А как же с нравственным законом внутри вас? — улыбнулась женщина и покрепче ухватилась за мужской локоть.

— О, тогда я еще только постигал мир и его законы, — улыбнулся мужчина. — Сворачиваем?

И они весело перебежали дорогу перед отчаянно трезвонящим старым красным трамваем. Мелькнуло сердитое лицо вагоновожатой, размытое за мутным окном водительской кабины, и все слова, брошенные ею в сердцах легкомысленной парочке, так и остались запертыми внутри и очень скоро увяли.

— Держу пари, что она сказала: под Новый год все сходят с ума, а пешеходы — тем паче, — серьезно сказала женщина, и мужчина посмотрел на нее в немалом удивлении.

— Ничего удивительного, — пояснила женщина. — Дело в том, Вадим, — я как раз собиралась вам это сказать пару минут назад, — что я ведь не слепа в общепринятом понятии. Точнее сказать, я вообще не слепа.

Мужчина внимательно слушал ее. Может быть, он был теперь лишь чуть напряженнее и внимательнее, чем минуту назад.

— Это болезнь, — задумчиво сказал женщина. — Нечто вроде приступов. Они случаются со мной раз или два в сезон. Осенью и зимой — чаще. Наверное, виною тому холода.

— И долго они длятся? — уточнил мужчина. — Ведь вы уже разглядели трамвай, от которого мы только что спаслись бегством, верно?

— Только отчасти, — кивнула женщина. — Удивительно, что очень часто зрение возвращается как-то странно: вот, к примеру, я могу не видеть целого предмета, но могу увидеть его часть. А иногда — даже то, что у него внутри.

— Вы меня, Наталья, просто пугаете! — мужчина состроил притворную гримаску, но тут же спохватился. — Так что же это: выходит, вы не видели трамвая, но разглядели вагоновожатую? Потому что она была внутри, так?

— Не знаю, — смешалась его спутница. — Возможно, что и так. А что же тогда случилось с вами?

— Ах, да, — вспомнил Вадим. — Ну, ничего уж такого сверхъестественного. В детстве меня сбила машина. Такой допотопный грузовичок с деревянными бортами. Отшвырнуло ударом на несколько метров.

— Какой ужас! — испуганно проговорила Наталья.

— Да ничего страшного, могло быть и хуже, — улыбнулся Вадим. — Но я до сих пор помню: все звуки выключились, ко мне бегут со всех сторон какие-то люди, разевают беззвучно рты, как рыбы, что-то кричат, тянут руки. А я лежу, и передо мною — синее небо и огромные облака. Прямо как у Толстого, князь Болконский на поле боя.

— Действительно, — кивнула женщина.

— И тогда я впервые почувствовал, как все может исчезнуть. И при этом ничего не случится.

— Как это?

— Понимаете, Наташа, мне просто было интересно. Я и сам почти ничего не чувствовал, но дело было не в этом. Все вдруг потеряло свой смысл, даже люди вокруг — только это небо. И тогда мне почему-то показалось, что можно жить даже с одним только небом. И облаками. Если вдруг уходит все остальное.