Обретая тебя - Лена Хендрикс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прости?! — я недоверчиво вздохнула, и по моему телу потекла энергия с новой силой. Злость на мужчин, которые лапали меня, я предвидела, но это?
— Нет. Джоанна. Это не то, что я… к черту. Хорошо, смотри. Ты — девушка, одна, с незнакомцами.
Я повела бровью. В ответ на мое молчание Линкольн продолжил:
— Ты думаешь, что можешь просто пойти куда-нибудь одна и все сделать сама. Ты не похожа на других женщин, и я не могу находиться рядом и ждать, чтобы прийти тебе на помощь.
Ты не похожа на других девушек.
Знакомые слова пронзили меня, когда они вырвались из уст Линкольна. Сколько других мужчин говорили мне это? Что я была слишком независимая, слишком сильная или слишком другая. Я никогда не была той, кого он выбрал бы в конце.
— Я никогда не просила тебя спасать меня, — я изо всех сил старалась сохранить остатки своего достоинства. — Что, черт возьми, с тобой происходит? — я искала в его глазах что-то, что-нибудь, что могло бы подсказать мне, почему разговор выходит из-под контроля.
— Я не могу этого сделать, — тело Линкольна напряглось, его плечи распрямились, и он смотрел сквозь меня.
— Линкольн, что ты говоришь? — мои холодные руки дрожали.
— Я говорю, что все кончено, — его глаза так и не встретились с моими. Линкольн действовал с военной точностью, когда вырывал мое сердце из груди.
Отчаявшись, чтобы он понял, что я чувствую, я умоляла:
— Я беспокоюсь о тебе. Поговори со мной, — мой голос сорвался, и я была в секундах от полной истерики.
Он хочет настоящую девушку. Мягкую, милую и нормальную, которая не поставит себя в такое положение, как ты сегодня.
Унижение горело на моих щеках. Я чувствовала себя подавленной и опустошенной. Возвести стену было единственным известным мне способом защитить свое сердце.
Глаза Линкольна наполнились льдом, но я вызывающе вздернула подбородок. Он пронзил меня своим взглядом, прежде чем повернуться ко мне спиной.
— Я думала, ты хороший мужчина, — бросила я слова ему в спину и прокляла слезы, катившиеся по моим щекам.
Линкольн распахнул входную дверь и обернулся через плечо.
— Ты ошибалась.
Глава 31
Линкольн
Я заслужил глухой щелчок двери коттеджа Джоанны, когда она закрыла ее за мной. Тяжесть на моих плечах и жжение в челюсти были ничем по сравнению с чувством опустошенности, поселившимся в моей груди.
Я был в ярости. В ярости от того, что я так долго тосковал по этой девушке. В ярости от того, что она была больше, чем я когда-либо ожидал, больше, чем я заслуживал. В ярости от того, что она проникла мне под кожу и заставила меня представить возможность разделить с ней жизнь.
Пятнадцать метров между ее коттеджем и моим было недостаточно. Я хлопнул входной дверью так сильно, что трещина расколола маленькое окно.
Чертовски здорово.
Я прижал тыльные стороны своих избитых ладоней к векам, морщась от острой боли в распухшей брови. Я пытался забыть боль, которая отразилась на лице Джоанны, когда я отстранился от нее. Боль, которую я причинил, будучи бесчестным и гребаным трусом.
Когда я выплюнул ей свои слова, она с такой готовностью поверила им. Но когда-нибудь она поймет, что я сделал ей одолжение. Я дал ей шанс на жизнь, которую она заслуживала. Появится какой-нибудь новый засранец и будет боготворить её. Он будет добрым и стабильным. Этот мужчина подарит ей дом с рыжеволосыми младенцами, выросшими на реках Монтаны. Ему не придется сражаться ни с какими демонами или оправдывать проступки, совершенные во имя долга. Этот мужчина будет любить ее телом и душой, а я буду ненавидеть его всеми фибрами своего существа.
· · • ✶ • • • · ·
Облегчение разлилось по моим венам, когда спустя три дня Джоанна так и не выехала из соседнего коттеджа. Это был особый вид пыток — знать, что она так близко, думать, все ли с ней в порядке, но не иметь возможности убедиться. Способность Джоанны избегать меня была шокирующе впечатляющей.
Без каких-либо свидетелей, желающих выступить против, Дек сказал, что мне повезло, и я избежал каких-либо обвинений, но не должен лезть в неприятности и какое-то время залечь на дно. Когда я шел по Мэйн-стрит к офису, мне несколько раз понимающе кивнули, и, несмотря на их благие намерения, реакция нашего общества, принявшее мою ярость без последствий, оставила у меня ощущение коррумпированности.
Стыд захлестывал меня каждый раз, когда кто-то сжимал мою руку и жадно выпытывал информацию. Жители нашего маленького городка заботились о своих, а Джоанну считали за свою. В их глазах я защищал ее от нападавшего, но я знал правду. Я потерял контроль. Сталкиваться с их добрыми словами было невыносимо, поэтому я погрузился в работу на ферме. Я починил провисшие ступени крыльца и задраил разбитые окна, которые требовали замены.
Поскольку я был гребаным трусом, я позволил Финну взять на себя все дела и вообще избегал всех. На ферме я надрывал свою спину, коля дрова в течение часа. Я уложил поленья плотно, достаточно близко к черному входу в Большой дом, чтобы у старика Бейли было много дров и ему не приходилось таскать их слишком далеко. Я бы принес их прямо в его дом, но он чертовски упрям и только бы поспорил со мной по этому поводу. Я мог понять его потребность быть самодостаточным, поэтому оставил их на заднем крыльце, где он мог нести их сам.
— Ты уже закончил с этим? — задняя дверь со скрипом открылась, и сквозь москитную дверь показалось суровое лицо старика.
— Да, сэр, — я со стуком поставил еще один кусок.
— Я не говорил о дровах, сынок, — он прислонился к двери.
Я посмотрел на него. Старик был местной легендой. Он тоже был ветераном, с честью и удовольствием служил своей стране. На улицах магазинов в городе другие мужчины вспоминали его храбрость и истории его участия в активных боевых действиях. Несмотря на его репутацию вспыльчивого человека, все уважали его как старейшину в нашей общине.
Он по-прежнему шел с высоко поднятой головой, лишь слегка сгорбив плечи, когда направлялся к стулу на крыльце. Годы были к нему благосклонны, и, несмотря на боль в коленях и потерю слуха из-за работы танковым механиком в морской пехоте, он за словом в карман не лез. Он также мог бы постоять за себя, если нужно. «Старик сильный», — однажды сказал Финн. Я полагал, что годы активного образа жизни,