Пустота внутри. Что значит быть нарциссом? - Зигмунд Фрейд

злоупотреблению курением и т. д.) и идеализацию в основе своей хорошего опыта с хорошими объектами в прошлом или настоящем. Может пострадать как лечение, так и теория, если мы будем считать деструктивными все «нарциссические» аспекты личности, в том числе те, которые многие авторы расценивали как здоровые или нормальные компоненты личности.

Сновидения Ричарда были очень полезны, поскольку они делали очевидным, что его ложная идеализация деструктивной самости, притворяющейся хорошим и идеальным объектом, значительно способствовала неразличению хороших и плохих аспектов его личности, так что возникала угроза того, что хорошие аспекты самости могут оказаться приравненными плохим или побежденными этими плохими аспектами. Чрезвычайно важно проводить различие между силами жизни и силами смерти. По существу они противостоят друг другу; когда сходятся вместе хорошие и плохие части самости, возникает опасность, что хорошие и плохие части самости, а также хорошие и плохие объекты окажутся настолько спутанными друг с другом, что хорошая самость будет сокрушена и временно потеряется в этой путанице. Это вполне вероятно, когда преобладают деструктивные части самости. Именно этот процесс я называю патологическим слиянием (fusion). При нормальном слиянии агрессивные силы самости смягчаются либидинозными частями самости. Эта функция синтеза абсолютно необходима для жизни – как для выживания самости, что предполагает развитие Эго, так и для укрепления и стабильности объектных отношений, для нормального нарциссизма и способности бороться за охранение объектов и себя самого. Я также хочу подчеркнуть здесь патологическое слияние или фиксацию пациента на раннем параноидно-шизоидном уровне развития. Нормальное слияние необходимо для проработки депрессивной позиции: этот процесс Мелани Кляйн считает обязательным для всякого нормального развития. Однако для того, чтобы основать нормальное слияние, клинически и теоретически, необходимо твердо и решительно разоблачить спутанность хороших и плохих объектов и хороших и плохих аспектов самости, поскольку из спутанности не может развиться ничего позитивного или здорового, и есть опасность возникновения постоянно слабой и хрупкой самости.

Сон о соседе во многом объяснил повторяющееся поведение пациента в анализе. Долгие годы пациент был неспособен сообщить мне какое бы то ни было самонаблюдение или описать конфликт, который привел к его всемогущественному поведению, всегда наступающему как будто неожиданно. Благодаря этому сну о соседе я смог показать ему, что всякий раз, когда он сталкивается с трудностями или помехами, он не помнит, что я могу помочь ему и позаботиться о нем, поскольку тогда он будет вынужден ждать меня и признать свою зависимость от меня. В своей фрустрации и нетерпении он обходил свою память обо мне и обращался ко всемогущественной и преступной части себя, действующей безжалостно и следуя импульсу, обесценивающей анализ (который описывался как всего лишь пятипенсовая монета) и быстро хватавшей все, чего бы он ни захотел. Он даже не осознавал, до какой степени его деструктивная и преступная нарциссическая самость (которой он бессознательно гордился, поскольку она могла добиваться своего быстро и незаметно) держала под полным контролем его зависимую самость посредством смертельных угроз, так что он чувствовал себя неспособным сотрудничать в анализе. Во сне стало ясно, что он также чувствовал, что существует сговор между его зависимой самостью и его всемогущественной жадной нарциссической самостью, поскольку он отказался от всякой ответственности за необходимость информировать продавщиц-молочниц о своих наблюдениях за соседом. С другой стороны, о чем я уже упоминал, я часто обнаруживал, что когда он рассказывал сновидение или давал ассоциации, весь прогресс он приписывал себе. Это, конечно, типичная проблема в анализе нарциссических пациентов, которые настаивают на том, что обладают аналитиком, как материнской грудью. Терапевтически важно продемонстрировать у такого пациента владычество над целой самостью его всемогущественной деструктивной нарциссической самости: поскольку это позволило Ричарду постепенно лучше использовать анализ, мы смогли достичь удовлетворительного терапевтического результата.

Перевод: З. Баблоян

Г. Розенфельд

Клинический подход к психоаналитической теории инстинктов жизни и смерти: исследование агрессивных аспектов нарциссизма

Когда в 1920 году Фрейд выдвинул дуалистическую теорию инстинктов жизни и смерти, в развитии психоанализа началась новая эра, которая постепенно привела к более глубокому пониманию агрессивных явлений в психической жизни. Многие аналитики возражали против теории инстинкта смерти, не принимали ее, считая ее спекулятивной и чисто теоретической, тогда как другие быстро признали ее фундаментальную клиническую важность.

Фрейд подчеркивал, что инстинкт смерти молчаливо ведет индивидуума к смерти, и что только благодаря активности инстинкта жизни эта смертельная сила проецируется наружу и проявляется в виде деструктивных импульсов, направленных против объектов внешнего мира. Обычно инстинкты жизни и смерти смешаны или слиты друг с другом в различной степени, и Фрейд утверждал, что инстинкты, а именно инстинкты жизни и смерти, «вряд ли когда-либо появляются в чистом виде». Хотя состояния сильного разделения (defusion) инстинктов действительно очень похожи на фрейдовское описание несмешанного (unfused) инстинкта смерти – например, желание умереть или исчезнуть, превратиться в ничто – при детальном клиническом исследовании мы обнаруживаем, что мы не можем наблюдать инстинкт смерти в его исходной форме, так как он всегда манифестируется как деструктивный процесс, направленный против объектов и самости. В их наиболее злокачественной форме эти процессы, по-видимому, действуют в тяжелых нарциссических состояниях.

Следовательно, в этой статье я попытаюсь прояснить в основном деструктивные аспекты нарциссизма и связать их с фрейдовской теорией слияния и разделения (fusion and defusion) инстинктов жизни и смерти.

Работы Фрейда, написанные после работы «По ту сторону принципа удовольствия» с ее спекулятивным подходом, ясно показывают, что он использовал теорию инстинктов жизни и смерти для объяснения многих клинических явлений. Например, в работе «Экономические проблемы мазохизма» (1924) он писал:

«Моральный мазохизм, таким образом, становится классическим доказательством существования «инстинктивного слияния»: опасность связана с его происхождением от инстинкта смерти и представляет собой ту часть последнего, которая избежала отклонения во внешний мир в форме инстинкта разрушения».

В «Новых лекция по введению в психоанализ» (1933) он обсуждал слияние Эроса и агрессивности и поощрял аналитиков к использованию этой теории клинически. Он писал:

«Эта гипотеза открывает направление исследования, которое однажды может оказаться крайне важным для нашего понимания патологических процессов, поскольку слияния могут быть преодолены и тогда вполне можно ожидать, что такие состояния разделения инстинктов могут привести к серьезным последствиям для адекватного функционирования. Однако, эта точка зрения все еще является новой. До сих пор никто не предпринял попытки ее практического использования».

Всего лишь через четыре года, в работе «Анализ конечный и бесконечный» (1937), Фрейд возвращается к клиническому применению теории инстинкта смерти к пониманию глубоко коренящихся сопротивлений аналитическому лечению и пишет:

«Здесь мы имеем дело с окончательными вещами, которым нас учит психологическое исследование: поведение