Всегда буду рядом - Ольга Покровская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взглянул на Таню из-под ресниц своими невозможными лучистыми глазами, перехватил ее руку, притянул ближе и вдруг коротко прижался к ней сухими губами.
Так все и началось.
Быть персональным агентом и личным ассистентом Эванса оказалось непросто. Что ж, этого следовало ожидать с самого начала. Иногда Тане хотелось плюнуть на все и уйти, предварительно перевернув на голову своему клиенту вазу с цветами от очередной поклонницы. Эти поклонницы, как ни странно, у Брендона не переводились – несмотря на то что в последние годы он не так уж часто появлялся на экране и в новостях мелькал больше из-за своих скандальных выходок. Присылали цветы, одолевали письмами, порой даже около дома подкарауливали. А тому их внимание страшно льстило, и он не гнушался им пользоваться. Бывало, даже бросал Таню посреди улицы по дороге на уже утвержденное интервью и прыгал в такси с очередной подошедшей к нему за автографом провинциальной дурищей.
– Видишь? – орал он на следующий день раздосадованной Тане. – Меня помнят, любят! И нечего надо мной кудахтать, я актер, творческий человек! Я должен жить импульсом, не могу все делать по твоей указке.
– Брендон, – терпеливо внушала Таня и мягко, но настойчиво вынимала у Эванса из руки стакан, в который тот уже намеревался плеснуть виски. – Последний фильм, в котором ты снялся, вышел на экраны два года назад и по сборам провалился. Тебя помнят, да, но долго ли еще будут? Завтра у тебя пробы, мне непросто было убедить людей из «Метро Голдвин Майер» тебя посмотреть. Все уверены, что ты запьешь и сорвешь съемки. Я дала честное слово, что ты будешь вовремя, свежим и трезвым, не подставляй меня, пожалуйста!
– Да кто ты такая? – буйствовал Брендон, ревностно следя за тем, как удаляется от него вожделенная бутылка виски. – Ты кем себя возомнила? Ты мне не мать, не сестра. Ты мне даже не друг! Какого черта я должен слушать твое брюзжание?
– Я тебе не друг, я твой агент. И потому заинтересована в том, чтобы ты снова стал как можно успешнее, – невозмутимо отзывалась Таня.
– Так я и знал, что ты – жадная сука, – фыркал Эванс. – Тебя только деньги интересуют. Конечно, ты же по десять процентов от каждого моего контракта получаешь.
– Верно, все так и есть, – кивала Таня. – А теперь ложись спать, пожалуйста. Завтра ты должен быть в форме.
На самом деле она, разумеется, говорила неправду. Пускай тот ее прошлый, заочный восторг от Брендона Эванса давно улетучился, но за месяцы работы она как-то странно болезненно привязалась к нему. Будто бы внезапно обзавелась строптивым сыном-подростком. Мирилась с его дурным настроением, не обращала внимания на едкие замечания, насмерть билась с кинокомпаниями, заставляя продюсеров вспомнить об Эвансе и не списывать его раньше времени со счетов, загоняла его в спортзал и к косметологам, ездила на съемочные площадки, следила за тем, чтобы Брендон не напивался, а если это все же происходило, терпеливо вытаскивала его из самого сокрушительного похмелья.
Иногда, правда, ее брало зло – ну что же это такое? Ведь такой молодой, красивый, талантливый человек. И старт был успешный, и карьера отлично складывалась, и поклонницы осаждали. Так что заставляло его планомерно заниматься саморазрушением? Пускать все достижения под откос?
А порой ее охватывала жгучая жалость к нему, такому непутевому, напуганному, одинокому, запутавшемуся в дебрях большого города мальчишке из канзасской глубинки. Мальчишке с волосами цвета пшеницы, зреющей под солнцем на ферме его отца, и глазами голубыми, как июльское небо. И в такие моменты она готова была бесконечно прощать ему злобные выпады.
Ту роль, которую Таня практически выцарапала для него у режиссера, Брендон все-таки получил. Ерничал по этому поводу, конечно, без меры. Как же, ему, бывшей звезде экрана, придется сниматься в низкобюджетной семейной комедии – в роли отца-неудачника, который после ухода жены пытается наладить контакт с тремя детьми.
– Слушай, надо же с чего-то начинать, – убеждала его Таня. – Я не говорю, что это огромный прорыв, но это хоть что-то. В последние годы тебе и такого не предлагали.
– Как же, мой звездный час, – не унимался Эванс. – Так и вижу, как мне за роль этого недотепы Дженкинса вручают «Оскара».
Таня, однако, на этот его сарказм внимания не обращала и вовсю торговалась с продюсерами по поводу условий контракта. И все, казалось, складывалось хорошо, съемки начались, Брендон вроде бы воспрял духом и работал на совесть. Первые дни Таня ездила на съемочную площадку вместе с ним, чтобы убедиться, что все идет по плану, и осталась вполне довольна. Эванс был спокоен и доброжелателен, покорил всех членов съемочной группы своим знаменитым обаянием, ни с кем не скандалил. И Таня как-то расслабилась. Два дня провела дома, в своей небольшой квартирке на окраине Лос-Анджелеса, с Эвансом связывалась только по телефону, чтобы убедиться, что все в порядке.
А на третий день ей внезапно позвонила ассистентка режиссера фильма Бетти и объявила, что Эванс исчез. После обеденного перерыва не вышел на съемочную площадку, на мобильный не отвечает и где он – никому не известно.
Таня за время тесного общения с Эвансом уже очень хорошо усвоила, что это означает. Наврав что-то звонившей девушке, она, не успев даже переодеться, втиснулась в купленную в рассрочку серую «Вольво» и отправилась в рейд по городским кабакам. Щеки ее горели, к глазам приливали злые слезы. «Что же это такое, мать твою, – бормотала она себе под нос, входя в очередной бар и окидывая пристальным взглядом помещение в поисках загулявшего подопечного. – Ну почему обязательно нужно каждый раз все портить?» До чего же ей это надоело! Она ведь думала – ну ладно, ни балерины, ни художника из меня не вышло. Но ведь есть и другие способы служить искусству. Как… как когда-то в том вещем сне – Таня до сих пор отчетливо его помнила – сказал ей Рудольф Нуреев. И становясь агентом Эванса, она полагала, что именно этим и будет заниматься – поможет талантливому человеку в сложной жизненной ситуации, возьмет на себя все рутинные дела, чтобы тот мог полностью посвятить себя искусству, не размениваясь на пошлые мелочи, будет служить ему, и его победы станут ее победами. На деле же получалось, что она почти и не занималась ничем другим, кроме как разыскивала этого чертового пьяницу по каким-то притонам, тот же планомерно разрушал все, что ей удавалось сделать относительно его карьеры, а сам, кажется, не имел никакого желания заниматься искусством. О каких уж тут победах говорить, если Эванс уничтожал все, любовно сотворенное Таней, еще на первых шагах?
Все излюбленные бары Эванса Таня знала уже на отлично, на этот раз найти его удалось в седьмом по счету. Но тот, как оказалось, никуда с ней уходить не собирался. Когда Таня вошла, Брендон, мертвецки пьяный, в съехавшей набок чужой засаленной кепке, сидел у стойки с какой-то молодой девицей на коленях. Увидев Таню, он хохотнул и рявкнул на весь бар, перекрывая поставленным голосом грохочущую музыку:
– О, надзирательница пришла!
– Брендон, что произошло? Ты должен быть на съемочной площадке…