Фаворит Марии Медичи - Татьяна Яшина

– Что бы ты там делал? – зевнул Клод.

– Да уж делал бы, а не сидел сиднем, дожидаясь, пока любая проблема исчезнет сама по себе! – взорвался Арман. – Хорош совет – испанский посол, Папский нунций! И наши старцы во главе с Виллеруа, который будет причитать «Потерпи, все обойдется», даже когда будут резать его собственную дочь.

– Неужели все – ни в зуб ногой? – посочувствовал Клод, наливая себе вина.

– Барбен и Галигаи, – последовал незамедлительный ответ. – Барбен – интендант финансов королевы, человек низкого происхождения, но удивительно толковый. И честный – что уж совсем невероятно. И Леонора Галигаи – жена Кончино Кончини, который предпочитает, чтобы его назвали маршалом д’Анкр…

– Говорят, она ведьма, – поежился Бутийе.

– Никаких ведьм не существует, – отрезал епископ и выбил пробку у следующей бутылки. – Суеверия и глупость. С ней я сначала и говорил. Потом Барбен провел меня к королеве. Пойми, Клод, при дворе все время идет война всех со всеми. Замешкался, споткнулся – тотчас сожрут, не спасет ничто, даже корона.

– Я слышал, что принц Конде бунтует провинции – хочет стать королем вместо Людовика. Конде ведь тоже потомок Людовика Святого.

– Какое счастье, что Конде глуп, скуп и высокомерен! – отсалютовал епископ бокалом.

– И к тому же бездетен, – повторил Клод его жест.

В дверь заскреблись, после паузы раздался тихий ясный голос:

– Вам письмо, ваше преосвященство.

– Входи, Шарпантье, – обязанность носить почту Дебурне с радостью делегировал пятнадцатилетнему Дени – старику трудно было карабкаться на вершину донжона.

– От кого? – от стремительного пробега епископа до двери Клода обдало сквозняком. Окно распахнулось, ветер ворвался в комнату.

– От… – на скулах Шарпантье, торчащих на худом лице, как волнорезы, вспыхнул румянец, – от ее величества.

Последнее слово он договорил, когда епископ уже сломал печать и впился взглядом в письмо. Переглянувшись, Бутийе с секретарем задержали дыхание, дожидаясь реакции Армана. Она была бурной.

– Победа! Победа, Шарпантье! – от объятий епископа у Шарпантье затрещали ребра. Клоду показалось, что его сейчас размажут по спинке кресла – так сильна была радость друга.

– Я духовник Анны Австрийской! – ликовал Арман, покрывая поцелуями надушенную бумагу. – Я получил место при дворе!

– Поздравляю, Монсеньер! – Клод покосился на Дени, употребившего по отношению к патрону обращение, уместное для особы поважнее епископа.

– Благослови тебя Господь, Арман! – Клод все-таки выбрался из кресла и обнял ликующего друга. – Ты теперь уедешь?

– Конечно! Прощай, Люсон! Я духовник королевы!

– Я уверен, это только начало, – потирая ладони, заметил Клод. – А там ты уж развернешься.

– Вы уедете из Пуату, Монсеньер? – почтительно спросил мальчишка, потупившись.

– А ты со мной не поедешь, – ответил Арман на невысказанный вопрос. – Тебе надо окончить университет.

– Зачем мне университет… – прошептал Дени.

– Не реви, – Арман потрепал его по рыжеватым волосам. – Твою учебу я оплачу. После университета ты будешь мне более полезен, особенно если за время студенчества тебе удастся улучшить свой почерк. Ну ступай, ступай…

Выпроводив Шарпантье, Арман облокотился на подоконник, жадно глотая ледяной ветер с Атлантики:

– Это только начало… – и Клоду не захотелось ни возражать другу, ни прогонять его со сквозняка.

Карета епископа Люсонского выехала через Орлеанские ворота и двинулась на юг. Кучеру было дано задание не спешить – чтобы не пропустить на дороге одинокого капуцина. Вскоре искомый капуцин был обнаружен – из Буржа не было другого пути, во всяком случае, прямого. И не было времени на поиск окольных путей.

– Забирайтесь, святой отец, – узкая холеная рука приоткрыла перед монахом дверцу.

– Устав моего ордена не допускает иного способа передвижения кроме как на своих двоих, – осклабился тот из-под глубоко надвинутого капюшона.

– Как лицо, наделенное властью епископа, я освобождаю вас от обета пешего хождения, – цеховая шутка вновь возымела успех, отец Жозеф легко вскочил на подножку и через миг уже блестел глазами, усевшись напротив.

– Я решил встретить вас, чтобы узнать новости, – сообщил Арман. Усмешка капуцина стала еще шире – откровенность, убийственная для светского человека, была сугубо несвойственна Люсону, и озвученная причина, хоть и кажущаяся очевидной, не могла быть истинной. Зачем же эта встреча?

– Новости отрадны, – не стал скрывать капуцин. – Я получил аудиенцию у принца Конде – в этом мне помог мой брат Шарль, он служит у Конде камергером. Принц готов пойти на мировую, если ему дадут полтора миллиона ливров, место в Совете и губернаторство в Амьене.

– Кончини не отдаст Амьен, – нахмурился епископ.

– Отдаст, если не хочет гражданской войны, – хмыкнул отец Жозеф. – Не особенно высокую цену он запросил, имея на руках такие карты.

– Меня больше заботит, какую карту он скрывает в рукаве… – заметил Арман, внутренне холодея. Ему было, в общем, известно, что это за козырной туз. Он впервые с кем-то об этом заговорил – отец Жозеф необъяснимо располагал к себе. Неудивительно, что Мария Медичи вцепилась в него как в дипломата – точно так же, как до того вцепилась в Барбена как в финансиста, в Кончини – как в человека, чьи запасы удачливости были, казалось, неисчерпаемы, в Эпернона – как в хладнокровного убийцу. И сам Арман ощущает ее мертвую хватку – только вот он, если быть точным, еще не оправдал возложенных ожиданий, в отличие от всех остальных.

– Какой бы ни была эта карта – Марию Медичи она не поколеблет, – отмахнулся капуцин. – Она женщина выносливая. Своего не упустит.

Отец Жозеф замолчал и ласково улыбнулся Арману. Расценив это как приглашение к откровенности, тот проговорил:

– Я попал в политику через альков. Нарушить обеты – стоит ли все это таких жертв?

– Конечно, было бы куда удобнее, родись вы дофином, – хмыкнул отец Жозеф. – Но каждый играет теми картами, какие у него есть.

– Но Царствие Небесное… – протянул Арман с сомнением.

– Вы должны думать не о себе! – отец Жозеф в гневе стиснул колено собеседника. – Пастырю не возбраняются прогулки в ад, если свою паству он ведет на небеса.

– На небеса?..

– Мне было видение, – возвестил монах. – Вы избраны, Арман, с этим ничего не поделать. Я не зря всеми силами рекомендовал королеве именно вашу кандидатуру. Право, не преувеличиваете ли вы тяжесть своей жертвы?

Теперь глаза капуцина откровенно смеялись.

– Идите и служите, – его горячая рука наконец покинула колено епископа, который смущенно уставился в окно. Карета уже проезжала Гревскую площадь. Ветер раскачивал на виселице три трупа в не успевших потускнеть кроваво-красных ливреях – цветах Кончини.