Слезы Магдалины - Екатерина Лесина

– А это на будущее. Ой, черное все! Смотри-смотри! Видишь? Это смерть! Мамочки... мамочке все расскажу! Все-все-все! Ты меня обидел! Мама...

Бессмыслица. И лица не разглядел. И с Аленкой не помнит чем закончилось.

Вопрос 11: О! Но стоит этому не брезгующему пытками обнаружителю ведьм вырвать слово-другое признания у кого-нибудь из этих глупых, невежественных, косноязычных, нищих созданий, пусть даже этого не услышит никто, кроме него, он запугает ее виселицей, если она будет молчать, и пообещает отпустить ее домой, если она станет говорить, и так вынудит ее признаться в чем угодно.

Ответ: Он не столь плох, как вы думаете, и чтобы вы лучше поняли его характер, откроется здесь всем и объяснит, какие признания (даже если ведьма показывает против самой себя) он никогда не позволяет, полагает лишенными оснований и не заслуживающими доверия, считал таковыми всегда и будет считать впредь.

1. Он полностью отвергает признание ведьмы, если оно вырвано пыткой или насилием; хотя в результате бессонных ночей, «выгуливания» и испытания водой многие пострадали, однако судьи с большим тщанием и прилежанием обследовали всех обвиняемых, дав им предварительно отдохнуть, и сочли их состояние удовлетворительным.

2. Он полностью отвергает признание ведьмы, добытое лживыми обещаниями, как то: «Сознайся, и пойдешь домой, тебя не посадят в тюрьму и не повесят».

3. Он полностью отвергает признание, если в нем говорится о вещах неправдоподобных и невероятных, к примеру, о полетах по воздуху верхом на метле и так далее.

4. Он полностью отвергает признание ведьмы, если оно вложено в ее уста допрашивающим в таком, к примеру, порядке: глупую, хотя и злую ведьму спрашивают: «У тебя четыре помощника, так?» – «Так», – отвечает она твердо. «И они сосут тебя, правильно?» – «Правильно», – отвечает она. «А зовут их так-то и так-то?» – «Да», – говорит она. «Одного из них ты послала убить моего ребенка, верно?» – «Да», – отвечает она, и так весь допрос. Такой допрос не имеет для него никакой цены, и он искренне желает, чтобы все судьи и присяжные задавали обвиняемым вопрос о том, как именно их допрашивали.

Они шли от берега. Старшенькая, Абигайль, бежала вприпрыжку, размахивая тяжеленной палкой, которую и взрослому-то как удержать. Девица же Уильямс плелась сзади, то и дело оборачиваясь, словно силясь разглядеть нечто, Джо невидимое.

Поравнявшись с зарослями, обе ненадолго остановились, словно желали быть увиденными. А после подхватили юбки и бегом бросились вверх по тропе.

Выбраться из засады Джо решился не скоро. Чудилось: врет, дрянь. Толкает в плечи, прямо-таки ведет, как вела остальных, заставляя видеть невидимое. Но сопротивляться сил не было.

Он должен найти Бетти.

Узкая тропа утонула в гальке. Под сапогами захрустело, и звук этот заставил поудобней перехватить ружье.

Куда теперь? Влево? Вправо? Прямо в море? С этих станется вынудить его блуждать по берегу, они удовольствие получают, над людьми издеваясь.

Маленькие ведьмы.

А лодка-то исчезла. Волной снесло? Да нет, она глубоко в гальку зарылась. Перетащили? Кто? У ведьмочек – легло на язык – сил не хватит, разве что и вправду из преисподней помощь кликнут.

Джо перекрестился и, подумав, двинулся влево. Камни. Берег. Кучи ила. Гниль. Рыба дохлая, уже поклеванная.

Лодка. Знакомый черный горб теперь лежал на камнях, будто крыша странного дома. И сквозь многочисленные прорехи выбивались тонкие струйки дыма. Да и пахло паленым...

– Эй, – Джо остановился в нескольких шагах, перекинув ружье назад, поднял руки. – Не бойся! Я тебя не обижу. Я... я помочь хочу!

Не ответили. Он стоял, говорил, звал, умолял выйти, а потом решился и заглянул в дыру между камнями.

Белая рука как мертвая чайка на темной ткани. Закрытые глаза. Горящий алым лоб. И губы, которые шепчут:

– Убийца.

Ей снилась колыбель с запахом табака. Рыжая кошка, присев на краю, внимательно разглядывала Бетти.

– Кис-кис, – сказала Бетти, пытаясь дотянуться до кошачьего носа. – Не уходи. Здесь страшно одной. А вдвоем мы справимся.

Она не помнила, с чем именно предстоит справляться, как не помнила, зачем это вообще нужно. А потому просто лежала в колыбели, позволяя кошке качать.

В зеленых глазах стояли слезы.

– Не плачь, – сказала Бетти. – Нельзя плакать. Он разозлится. И будет мучить. Он всех мучает, и кошек тоже. Беги!

– Нет, – ответила кошка, облизываясь. Белые усы ее встопорщились, а шерсть на загривке встала дыбом. – Я его не боюсь. И ты не бойся.

– Не буду.

Бетти вспомнила, что тот, кого она боится, умер. И рассмеялась. Кошка хохотала вместе с ней, а потом заплакала, и на ладошке Бетти прозрачными камнями заблестели кошачьи слезы.

– Тише, маленькая моя, тише, – приговаривал Хопкинс, целуя горячие руки. – Не бойся. Теперь тебе ничего не страшно. Ничего... я не позволю тебя обидеть.

Джо вышел из комнаты.

К дому старухи Мод малышку он нес на руках, удивляясь хрупкости и легкости тела. Девчушка была больна, и если Джо хоть что-то понимал, оставалось ей день-два. Лихорадка и здоровых мужиков на тот свет отправляла, а в Хопкинсовой дочке силенок не оставалось.

И амулет, на который так надеется Хопкинс, не поможет.

Но милосердием будет молчать.

А благоразумием – убраться из проклятущего городка, который явно что-то задумал. Даже не город, но маленькие твари – Абигайль Уильямс и Элизабет Пэррис. Теперь Джо не сомневался, что девицы оказались на берегу не случайно. И что они знали о слежке. И привели его к лодке.

Зачем?

И почему до сих пор не объявились? Старуха Мод, увидев новую квартирантку, вмиг сгинула, небось понесла новость по городку.

Уходить... нельзя... девчонка дороги не выдержит.

Джо сел на камень и принялся чистить винтовку. Пусть видят.

Ждать пришлось недолго. Первым гостем, в тени которого норовила спрятаться Мод, оказался Уильям Пэррис. Пастор вежливо поздоровался – Джо ответил поклоном – и спросил:

– Правда ли то, что мне довелось услышать? Что дочь Мэтью Хопкинса жива?

– Жива, – подтвердил Джо, добавив. – Пока.

Пастор вошел во двор. То, как он шел, как глядел на Джо, Рыжему не понравилось. Да и сам тип... в тот раз, когда девку его домой возвращал, то на папашу не больно глядел, да и темно было. Сейчас же дело другое.

Невысокий, сутуловатый, словно даже теперь, на жаре, мерзнет. Руки держит поджавши к груди, отчего становится похож на луговую собачку. И рожа такая же – вздернутый нос, длинная верхняя губа и желтоватые зубы, выглядывающие при улыбке.