Сага о реконе - Валерий Большаков

– Дед! А снекки?

Андотт почесал под подбородком, задумчиво глядя в небеса.

– Можно и возвернуться, – проговорил он, – пригоним. А можно…

– Сжечь их на хрен!

Босые, запаренные диверсанты загоготали.

– Верно! Пущай Гунульф полюбуется!

Вскоре небольшая четырехвесельная лодчонка отправилась в путь. Валера греб впереди, ближе к носу, дренг по имени Сигбьёрн загребал с кормы, а вся середина плавсредства была заполнена стружками и прочим горючим материалом. Отдельно лежал бурдюк с бараньим жиром.

Все для фронта, все для победы!

Людей на южном берегу видно не было, зато пыль над поселком поднималась – видать, сражение было в самом разгаре. Даже с середины залива можно было разглядеть за деревьями, что ворота – нараспашку. Стало быть, бой идет на улицах.

– Смотри-ка, уплыли далеко как! – пропыхтел Сигбьёрн.

В самом деле, «Вепрь волн» с «Морским конем» медленно кружились в кабельтове[62]от берега, да как бы не дальше.

– Подгребаем к кабанчику! – весело скомандовал Бородин.

Он первым высадился на «Вепря» и обшарил весь корабль.

На дне оружейного сундука завалялась пара наконечников копий с обломанными древками, а вот в маленьком ларчике под скамьей кормщика обнаружился маленький клад – стопка серебряных монет, тяжелая золотая цепь и гривна из того же драгметалла.

«Бонусы!»

Монеты Валерий пересыпал в пустой кошелек, а цепь с гривной, покачав в руке, повесил на шею, под рубаху.

– Поджигай! – услышал он азартный голос дренга.

– Й-а-а!

Огниво в опытных руках Сигбьёрна мигом сработало – занялись стружки, и Валера ногой сбросил их в трюм.

Веселые огоньки побежали по разлитому жиру.

– Хватит! Уходим!

На «Морского коня» Бородин забрался вторым и ничего стоящего в сундучках не нашел.

– Зарыли где-то, видать, – кисло прокомментировал дренг. – Или все с собой забрали…

– Вот с них и снимем!

– Хо-хо-хо!

Стружек нагребли щедро, не скупясь, еще и скамьи подложили сверху.

Гори, гори ясно!

Пламя вспыхнуло сразу, загудело, жадно облизывая сухое дерево.

Оттолкнувшись веслом от горящего корабля, Бородин смотрел как завороженный на пляску огня. «Вепрь волн» уже полыхал, клубящееся полотнище пламени поднималось высоко – выше мачты, если бы она стояла. Горела снекка почти без дыма, а потом зачадило – это занялись парус и кожаные снасти.

«Морской конь» разгорался еще пуще, полыхая с носа до кормы, вознося в небо наклонный столб искр и копоти.

– Жалко, – вздохнул Сигбьёрн.

– На войне как на войне, – сурово сказал Роскви.

Уходя от копейного тычка, Эваранди выгнулся так, что и Нео «матричный» позавидовал бы.

Моментом, как говаривал Семен, он гибко выпрямился, словно наклоненное недоброй рукой и отпущенное деревце.

Перехватив одной левой копье, за которое держался дренг в скособоченном шлеме, Костя рванул его на себя и принял бойца на меч.

Заскорузлый кожаный панцирь с бляшками клинок просадил мигом, взрезая накачанный пресс, кишки и прочую требуху. Дренг содрогнулся, уже и рот раскрыл, собираясь крик издать, но из глотки хлынула темная кровь, окатывая Плющу штаны – слава Богу, кожаные.

Дренг сникал и падал, Костя едва поспевал выдернуть меч из его нутра.

Поспел.

Знать, мало было просто родиться во фьордах, чтобы викингом зваться!

Не все тут боевые машины, переть на которые все равно, что на танк с голыми руками бросаться…

А тут опять копейщик и снова норовит тушку Костину будто на вертел насадить.

Плющ резко уклонился вправо и рубанул сбоку в шею, между кольчугой и краем шлема. Но дренг ему попался натасканный – он вздернул плечо и принял удар на выпуклую, гнутую пластину наплечника.

И тут же отскочил влево, щеря редкие зубы, разворачиваясь и целясь наконечником Плющу в лицо.

Ага, щас…

Топор Хродгейра втесался в дренга, словно колун в чурку. И не стало дренга.

– Близняшкам подсоби! – крикнул Кривой.

– Ага!

На Вагна с Хаддом насели сразу четверо ярящихся, утробно хэкающих при каждом ударе хирдманов.

Вдвоем близняшки уделали самого опасного, в дружине поседелого хольда, а после увидали Эваранди и ощерились весело – силы вроде как сравнялись!

Втроем они прижали людей сэконунга, да так, что тем и вздохнуть некогда было – бейся на пределе или сгинь. Чуть дашь слабину, сразу же удар пропустишь, и будет это последняя слабина в жизни.

Костя разгорячился по-настоящему именно сейчас, когда стоял плечом к плечу с Вагном и Хаддом и чувствовал, что эти обязательно прикроют, поскольку он свой, не сдадут, не бросят его, отступив.

А это какое же доверие надо испытывать, чтобы стоять заедино, полагаясь на товарища полностью и всерьез!

Вместе было легче одолевать противника, хотя выкладываться приходилось по-полной, через не хочу и не могу.

Не хочешь? Умри!

Не можешь? Передавай привет красотке Хель!

Ожесточенно орудуя клинком, уделывая своего ворога, помогая близняшкам прикончить их супротивников, Плющ выдохся, пока не полегли все ярившиеся и хэкавшие.

Вагн хлопнул его по плечу и бросился к площади. Костя рванул было туда же, но его затормозил голос Хродгейра:

– Эваранди! На крышу!

Костя понял и с разбегу взобрался на пологий скат длинного дома, поросший травой на манер холма.

– Не провалимся? – спросил он одышливо, протягивая руку Кривому и подтаскивая его повыше.

– Не должны.

С высоты картина открывалась прямо-таки эпическая.

Уже и в помине не было всяких стен, клиньев, городов и прочих построений – битва распалась на дуэли, когда один на один или трое на одного.

Случалось, что и один на двоих.

Крики живых и умерщвляемых полнили воздух, целая толпа мужиков поднимала пыль, а сталь разящая так и мелькала, пуская веселенькие зайчики, которых местные звали солнечными котятами.

Стратегия Хьельда конунга сработала-таки, нынче за Гунульфом уже не было прежнего превосходства в живой силе – от всего его воинства уцелела едва ли половина.