Самые новые истории о Простоквашино - Эдуард Успенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Холостой мужчина пятидесяти лет с поросёнком-девочкой желает познакомиться с хорошей хозяйкой с кабаном».
И там была фотография Печкина.
– А у меня, – сказала Пелагея, – как раз тогда был кабанчик Борька. Я в этот журнал письмо отправила: «Дорогой холостой мужчина пятидесяти лет! Я женщина сорока лет с кабанчиком и тридцатью курами. Желаю с тобой познакомиться поближе».
И у Печкина с Пелагеей началась переписка. Они рассказывали друг другу, какой у них характер, какой дом, какая погода.
А когда Пелагея написала, что у неё есть транспортное средство, а Печкин написал про свою охотничью собаку против кабанов, отношения у них стали совсем близкими.
И тогда Печкин попросил Пелагею прислать свою фотографию. Пелагея сначала хотела отрезать себя от своей подруги Глаши Ганеевой из дома отдыха, а потом передумала. Она нашла фотографию известной певицы Виолетты Серебряной и послала её Печкину.
Это была роковая ошибка.
Чтобы разобраться в своих чувствах к Печкину, Пелагея пошла к бабушке Евсевне с горушки – погадать.
Бабушка Евсевна была не бог весть какая гадалка, но других не было.
– На кого гадать-то будем? – спросила Евсевна.
– На короля.
– Король-то холостой?
– Холостой, – ответила Пелагея.
– Значит, Печкин, – решила Евсевна.
– Значит, Печкин, – согласилась Пелагея.
И Евсевна стала раскладывать карты.
– Вот семёрка треф. Значит, предстоит большая дорога.
– Точно, – говорит Пелагея. – Я в город с молоком поеду.
Бабушка Евсевна говорит:
– Туз бубновый выпал. Он на деньги показывает.
– Конечно, – говорит Пелагея. – Я ж молоко продавать еду, а не катать его.
И тут как гром грянул. Бабушка Евсевна говорит:
– А вот и дама пик выпала. Плохо дело.
– Что это значит? – спросила Пелагея.
– Разлучница.
И точно. Как в воду глядела.
Однажды вечером честный Печкин пришёл к Пелагее и заявил:
– Ты знаешь, Пелагеюшка, я всегда к тебе присматривался. Я тебя практически полюбил.
У Пелагеи сердце замерло.
– А недавно я вот такое письмо получил и вот такую фотографию.
И фотографию Виолетты выкладывает.
– Если такая гражданка меня любит, значит, я ещё ой какой сокол! Может, я после такого письма ещё десять лет жениться не стану. Может, мне ещё надо на свободе полетать.
– Ну, и что вы будете делать? – спросил профессор Сёмин.
– А что я буду делать, – ответила Пелагея. – Буду ждать ещё десять лет. Пусть полетает.
Когда почтальон Печкин, дядя Фёдор, профессор Сёмин и Шарик с Матроскиным собрались в следующий раз, профессор Сёмин спросил:
– А чего это ты, дядя Фёдор, про себя ничего не рассказываешь? Разве у тебя не было тяжёлого случая в жизни?
– Не было, – говорит дядя Фёдор.
– Было, было! – закричали Матроскин и Шарик.
– Это когда? – спросил дядя Фёдор.
– А тогда, когда мы тебя чуть памяти не лишили.
– Какой памяти? – удивился дядя Фёдор.
– Когда ты влюбился.
– Когда я влюбился? В кого я влюбился? – спрашивает дядя Фёдор.
– Ой, – говорит Печкин, – да он ничего не помнит! Это тогда было, когда мы тебе отворотный гриб давали, африканец. Такой чёрный, вонючий.
– Расскажите, – попросил дядя Фёдор.
– Расскажите, – попросил профессор Сёмин.
Шарику и Матроскину очень не хотелось рассказывать, но пришлось.
– Это тогда было, когда к нам новая девочка приехала – Катя.
– Так это моя племянница, – сказал профессор Сёмин.
– Ну, да, – подтвердил Шарик. – И она дяде Фёдору очень понравилась. А этот чересчур хозяйственный тип… – тут Шарик показал на Матроскина, – …говорит: «Наш дядя Фёдор влюбился. Мы его можем потерять».
Профессор Сёмин спрашивает дядю Фёдора:
– Вы помните эту историю?
– Что-то начинаю вспоминать, – ответил мальчик. – И что дальше было?
– А было вот что! – продолжил Шарик. – Было, что мы чуть не подрались. Я ему говорю: «Подумаешь, влюбился! Если бы он заболел, мы бы могли его в больнице потерять. А так ничего с ним не случится». Ведь ничего не случилось?
– Это сейчас легко говорить «не случилось», – вскипятился Матроскин. – А тогда трудно было что-либо предсказать. Как бы начал он с этой девочкой гулять, цветочки собирать. Мог бы и про нас забыть.
– Ну и пусть бы они дружили, – сказал профессор Сёмин. – Настоящая дружба ещё никому не мешала.
– Правильно, – вмешался почтальон Печкин. – Я, например, с Пелагеей Капустиной двадцать лет дружил, пока она на пенсию не пошла. Да и сейчас с ней можно было бы дружить, только наша дружба что-то погасла.
– А отчего так? – спросил профессор.
– Конкурентки отвлекли, – как-то туманно ответил почтальон. – Вот она придёт, и пусть сама расскажет.
– Может быть, кому-нибудь дружба с этой девочкой не помешала бы, – вскричал Матроскин, – но нам очень могла помешать! А как бы эта дружба в любовь перешла? А как бы они поженились лет через десять? А как бы у них дети пошли? У вас с Пелагеей были дети? – грозным голосом спросил он Печкина.
Печкин даже вздрогнул и по сторонам посмотрел:
– Нет.
– А если бы были, много у вас времени на нас осталось?
– Мало, – сказал Печкин.
– Вот видите, – торжественно заявил Матроскин.
– При чём тут дети? – спросил дядя Фёдор. – Вы дальше рассказывайте.
– А ты, дядя Фёдор, ничего не помнишь? – спросил Сёмин.
– Нет, – ответил дядя Фёдор. – Говорите дальше.
– Дальше я расскажу, – попросил Печкин. – Пришли они ко мне и говорят: «Спасайте нас, Игорь Иванович. Надо дядю Фёдора законсервировать. Чтобы он ничего не соображал».
– Не было такого! – закричал Матроскин.
– Было, – потупив глаза, возразил Шарик.