Молодой Александр - Алекс Роусон

еще совсем молод, и римский историк Курций упоминает более позднее покушение на жизнь Александра[761]. Передвижения Аминты трудно проследить. Фрагмент надписи, обнаруженной в беотийской Лебадее, называет «Аминту Пердикку, царя македонян» среди тех, кто посетил оракула Трофония, где паломники стремились пообщаться с умершими[762]. Датировка этого события неясна, но, если оно произошло после вступления Александра на трон и если известию можно доверять (надпись была утеряна, что затрудняет дальнейший анализ ее современными методами), это означает, что Аминта называл себя царем и пытался отстаивать свои права, возможно при поддержке озлобленных беотийцев. У него были связи в этом регионе, так как после битвы при Херонее Аминта стал проксеном или другом гостя недавно освобожденного Оропа[763]. Одним из его союзников мог быть сын Антиоха, тоже носивший имя Аминта и получивший тот же статус проксена, причем примерно в одно время, так что их имена появляются вместе в надписи из Амфиарейона в Оропосе. Этот второй Аминта в какой-то момент после воцарения Александра бежал в Азию, а позже действовал как агент Александра из Линкестиды, который в 334 году до н. э. стал изменником и искал покровительства Великого Царя, чтобы свергнуть с престола Александра Македонского. Однако обвинения против Александра из Линкестиды могли быть выдуманы, хотя нельзя исключить, что горский воин пожалел о своем решении поддержать царевича после смерти Филиппа. Такие разрозненные свидетельства говорят о том, что оппозиция Александру в первые годы его царствования, возможно, была представлена двумя Аминтами и братьями из Линкестиды, – еще одна теория заговора в дополнение ко многим прочим, но более поздние действия Александра демонстрируют некоторую правдоподобность таких версий, и в итоге противники македонского царя были устранены. Александра из Линкестилы, задержанного во время персидского похода, держали в цепях, а затем казнили, двоюродный брат царя Аминта, вероятно, умер к лету 335 года до н. э., когда его жена Киннана была обещана другому[764].

Источники обычно изображают начало правления Александра как царство террора, и подчеркивают, что молодой царь убивал всех, кто представлял угрозу, но такие кровавые чистки сопровождали многие восхождения на престол. Реальность, скорее всего, была сложнее[765]. Похоже, что Александр готов был заключить мир с соперниками, когда это позволяли обстоятельства и когда он чувствовал себя уверенно. Тем не менее комментарий Плутарха, что Александр получил трон, когда царству «со всех сторон угрожали великие опасности по причине жестокой ненависти и зависти соседей», едва ли является преувеличением[766]. Похороны Филиппа проходили в обстановке напряжения и неуверенности. Для Александра это был шанс не только почтить своего отца и предшественника, но и сплотить македонян вокруг себя. Античные источники обходят это событие безразличным молчанием, но археологам выпала возможность вновь привлечь внимание к этому ключевому моменту в жизни Александра.

Глава 9. Возвращение царя

Мегали Тумба, или Большой Курган, располагался на западной окраине кладбища в Эгах. Его внушительные размеры – около 12 метров в высоту и 110 метров в диаметре – резко превосходили курганы поблизости и небрежно построенные дома Вергины; Леон Эзе назвал это погребение самым великолепным курганом в Македонии[767]. С течением времени на плоской вершине образовалась впадина, и, как полагал французский исследователь, виной тому стало обрушение погребенной под курганом рукотворной постройки. Он не пытался раскопать ее, но пророчески заметил, что, «как и в подземных гробницах Египта и Этрурии, нам предстоит восстановить не только набор древних предметов; там лежат жизнь и история целого народа, ожидающего, когда мы их откроем»[768].

Исследование кургана тесно связано с работой одного из самых известных археологов Греции – Манолиса Андроникоса. Впервые он посетил Вергину в 1937 году в качестве ученика Константиноса Ромайоса (еще одной ключевой фигуры в изучении истории этого места), а затем стал управляющим раскопками в регионе Эматия. Почти все лето Андроникос проводил в Вергине. Обычно его можно было найти сидящим на краю траншеи, в фуражке и непременно с сигаретами, которые он курил не переставая. Угрюмые глаза, скрытые за большими очками, вглядывались в землю или рассматривали какую-нибудь только что обнаруженную находку, изредка он потирал седую бороду, что придавало ему сходство с задумчивым французским философом, – в нем легко сочетались профессионализм, знания и опыт с глубоким почтением к прошлому. Открытия, сделанные им в Вергине, мгновенно сделали Андроникоса известным в Греции. Впоследствии в его честь были названы улицы, его портрет появился на почтовых марках, а совсем недавно и на памятной монете в два евро. Когда он умер в марте 1992 года, флаги в Салониках были приспущены. На его похоронах присутствовали тысячи людей, в том числе премьер-министр Греции[769].

Андроникоса, как и Эзе, привлекал Мегали Тумба и те тайны, которые он в себе таил. Первые находки были сделаны во время Гражданской войны в Греции (1946–1949), когда отряд солдат использовал возвышенность как оборонительную позицию. Они изрыли курган траншеями и обнаружили фрагменты нескольких разбитых погребальных стел. Это был первый намек на то, что грядет, но Андроникосу пришлось ждать до 1952 года, прежде чем он смог начать собственное исследование. Сначала археолог предположил, что гробница должна находиться внутри кургана, и прорыл несколько пробных траншей в его центре и с юго-западной стороны[770]. Подтвердилось, что речь идет о рукотворном сооружении, однако нашлось лишь несколько черепков, которые подтвердили датировку эллинистической эпохой. Несмотря на разочарования первого археологического сезона, «тайна Мегали Тумба», как назвал ее Андроникос, захватила его воображение и занимала мысли в течение 25 лет[771]. Следующие десятилетия другие исследовательские проекты, связанные с Вергиной, отвлекали его от изучения кургана. Он вернулся к раскопкам в 1962 и 1963 годах, на этот раз прорыв большую траншею длиной 35 метров с восточной стороны к центру. Обнаружились еще фрагменты разбитых надгробных стел, хотя признаков гробницы пока не было. Андроникос предположил, что погребальная камера находится не внутри насыпи, а ниже первоначального уровня земли. Становилось ясно, что времени и сил потребуется гораздо больше, если вообще есть хоть какая-то надежда раскрыть секреты кургана.

В 1976 году Андроникос вернулся на то же место, но уже с экскаватором и водителем. Центральная «кратерная» траншея была расширена, чтобы археологи в следующем сезоне смогли проникнуть на первоначальный уровень земли. В ходе работ стало появляться все больше фрагментов разбитых надгробных стел. При повторной сборке их общее число составило 19, на многих сохранились имена умерших, детали рельефного декора и даже изображения[772]. Все датировались периодом 350–275 годов до н. э., и Андроникос полагал, что они попали сюда с окружающего курган кладбища. Кто бы ни построил курган, он, очевидно, нашел их уже разбитыми и использовал повторно, однако причина их целенаправленного разрушения оставалась загадкой. Размер памятника и значительные ресурсы, необходимые для его возведения, предполагали отношение к царской династии, но с доказательством этой идеи возникла проблема. В то время все еще считалось, что Эги, место захоронения царской семьи Аргеадов, находились дальше на севере, в районе Эдессы. Когда Николас Хаммонд выдвинул свою теорию Эг-Вергины на конференции в Салониках в 1968 году, Андроникос сказал: «Я был бы счастлив, если бы действительно занимался раскопками в Эгах, даже не подозревая об этом. Но я не могу в это поверить»[773].

После завершения раскопок Андроникос вернулся в Салоники, чтобы поразмыслить. Он вспомнил, что Длинные стены Афин также были построены из надгробий, разрушенных во время персидского вторжения в Грецию в 480 году до н. э., но не смог связать какое-либо историческое событие с разрушением кладбища в Вергине. Он достал первый том «Истории Македонии» Хаммонда, опубликованный в 1972 году. В нем британский ученый собрал воедино исторические источники, касающиеся различных археологических памятников региона. Его идея про Эги-Вергину теперь казалась Андроникосу очень важной. Это заставило его обратиться к «Жизнеописанию Пирра» Плутарха.

Пирр, молосский царь, участвовавший в войнах диадохов, пришел в Эги в 274 году до н. э. с отрядом кельтских наемников (которых называли галлами или галатами). Плутарх рассказывает, что Пирр «захватил Эги и жестоко обошелся с жителями, а затем оставил в городе в качестве гарнизона отряд галлов, которые вместе с ним вели кампанию». Дальнейшие действия варваров заинтересовали Андроникоса. Плутарх продолжает: «Как народ, галлы обладают ненасытной жаждой денег, и теперь они раскапывают