Загадай желание - Татьяна Веденская

* * *

Анна лежала на траве и щурилась, разглядывая лицо Матгемейна, залитое ярким солнцем. Она не хотела ничего анализировать, прогнозировать и идеализировать. Она принимала вещи такими, какие они были, тем более что такими они собирались оставаться совсем ненадолго. До утра понедельника, а там… Утро вечера мудренее, утром Матгемейн, или, как Анна назвала его, Матюша, сядет в самолет, улетающий в Дублин, и все будет кончено. Заплатить за все, конечно, придется, но Анну это совершенно не пугало. Хорошо же все равно не будет, а этот день, этот вечер у нее потом останется. Каждый человек должен пережить в жизни нечто такое, сумасшедшее и прекрасное. Матгемейн – по-ирландски «медведь» – лежал рядом на зеленой траве в Бауманском саду и не сводил глаз с Анны. До концерта в каком-то московском пабе еще оставалось несколько часов. Все, что у них было. Остатки сладки. Матгемейн потянулся к своему смартфону и набрал что-то там в Google.

– Интересно, если я действительно могу лететь обратно без тебя, – прочитала Анна на экране, скосив на секунду взгляд на экранчик.

Слово «интересно» не совсем сюда шло, но Анна уже уловила ту некоторую разницу в переводе, неизбежное изменение смысла, тонкости которого просто не переводились с одного языка на другой. Смысл был прост, Матюша говорил, что не хочет улетать. Он покачал головой и провел рукой по Анниным волосам. Все самое важное было понятно и без слов – он притянул ее к себе и поцеловал в губы. Долгий, страстный поцелуй наполнил их обоих вполне объяснимым восторгом, таким острым, что с трудом верилось, что такие чувства вообще бывают, что человеческое существо способно воспламеняться столь ярко. Когда Матгемейн выпустил Анну из рук, в ее глазах стояли слезы. Она тоже не представляла, на что будет похожа жизнь, когда он уедет. Ирландский рыжий медведь с проникновенным взглядом, нескладной фигурой, широкими плечами и странным низким голосом буквально приковал ее к себе, и от мысли, что это кончится уже к утру, Анне становилось физически плохо.

– Прилетай обратно, – написала она, а Google перевел это как «Arriving back». Матгемейн кивнул и притянул ее к себе еще крепче. Наверное, они были самой тихой парой во всем парке. Только колокольчик Анниного смеха и легкий шепот незнакомых, но нежно переливающихся, как радуга, слов.

– Я никогда не видел никого красивее тебя! – написал Матгемейн в телефоне, уже в сотый раз.

Анна рассмеялась и написала в ответ, что никогда не видела никого такого огненно-рыжего. Матюша рассмеялся и посмотрел на часы. Потом они пошли обедать в какой-то маленький ресторанчик с разрисованными стенами. Пастушки со стадами овечек, деревянные вентиляторы под потолком – стилизация под средневековую Европу. Матгемейн написал, что в России вкусная кухня. Анна ответила, что умеет печь русские пироги – самую колдовскую еду в мире. Они много смеялись. Солистка их группы, тоже рыжая, только, по всем признакам, крашеная женщина по имени Арин, встретилась с ними чуть позже на «Баррикадной» – пора было ехать в паб. Анна уже знала, что их группа будет гастролировать все лето, что из Москвы они улетят в Дублин, а оттуда в Шотландию, на какой-то местный фестиваль. Их группа не была всемирно известна, но они играли вместе уже больше десяти лет и собирались продолжать это делать веки вечные.

– У вас красивая музыка. Ты только играешь, не поешь? – спросила Анна Матюшу.

Тот после паузы отписался, что он также пишет песни и часть их программы состоит из них. Примерно четверть. Арин переспросила, о чем они говорят, и сообщила от себя, что Матгемейн – очень, очень талантлив. Outstanding musician!

– Я и сама это вижу, – согласилась Анна.

Все музыканты были очень дружелюбны. Анну посадили в первый ряд, Матюша посылал ей со сцены воздушные поцелуи и говорил что-то приятное в микрофон. Праздник был их работой, и они умели улыбаться и шутить, подыгрывать друг другу, смеяться и зажигать публику до тех пор, пока она не пустится в пляс. Матгемейн вышел на сцену с волынкой и в клетчатой шотландке, невероятно смешной, с тяжелыми коричневыми ботиками, с волосатыми ногами, торчащими из-под юбки. Анна смеялась и пила ирландское зеленое пиво из огромной стеклянной кружки. О том, насколько оно действительно ирландское, судить было сложно, ибо сам Матгемейн растерянно пожал плечами, отхлебнув глоточек. Пиво, которое он любит, темное, крепкое, – портер. Зеленого же он не пробовал раньше, до Москвы. Ну, может, и ирландское.

– Ты устала? – спросил он, когда звуки музыки стихли.

Любовь с первого взгляда оказалась очень жестокой штукой, и чем ближе становилось утро, тем тяжелее было это похмелье. Анна уже не знала, что еще сказать. Тот «кандидатский минимум», который Матгемейн захотел знать, она уже «сдала». Он знал, кто она, знал о ее детях, что они – смысл ее жизни и самый главный ее «барьер». О том, что она живет со свекровью, он не просто знал – он уже был с ней знаком. Когда развеселый рейсовый автобус с ирландцами добрался от Калуги до Москвы, Анна с Матюшей зашли домой, чтобы переодеться. И чтобы на секунду прикоснуться к тому, что называется «нормальной жизнью», а то Анна начала теряться в этом общем ощущении нереальности происходящего. Они зашли все вместе, Матгемейн, Арин, Анна и толстый скрипач Конни. Анна обещала всем чаю, ванну с чистыми полотенцами – и это прозвучало для них всех как мечта, так как в гостиницу они не попадали до самого вечера.

– Анечка, что это такое? – вытаращилась Бабушка Ниндзя, наблюдая вереницу иностранных граждан в собственной гостиной. Ну, не совсем в собственной, это был и Аннин дом, конечно, но… Никогда до этой субботы Бабушка Ниндзя не видела Анну столь безрассудной и возбужденной, раскрасневшейся, улыбающейся самым загадочным образом.

– Это – ирландские музыканты, они играют на скрипках и волынках, – ответила Анна, и хотя Бабушка Ниндзя ждала от нее совершенно других объяснений, довольствоваться пришлось этим.

Гости столицы вели себя шумно, шутили с детьми, позволили близнецам дудеть в волынку, отчего дом стал невыносимо грохочущим. Машенька стеснительно жалась к матери, шокированная видом мужчины в юбке, зато мальчишки наслаждались вовсю открывающимися возможностями.

– Я не понимаю, ты же должна была возвращаться завтра? – спросила Полина Дмитриевна, зажав Анну в коридоре.

Невестка посмотрела на нее шальными глазами и ответила, что ее не следует считать возвратившейся, так как она все еще там, витает в облаках и раньше понедельника на самом деле не вернется.

– А Олег с вами не приехал? – строго уточнила Баба Ниндзя. – Он знает, что у вас тут происходит?

– Мне надо идти, – сказала как отрезала Анна, и взгляд ее стал каким-то жестким, почти стальными.

Они исчезли так же, как и появились, – шумные, гогочущие и перебрасывающиеся непонятными фразами на неизвестном языке. Полине Дмитриевне казалось, что они смеялись над нею. Конечно, это было только предположением, и вообще – откуда ей знать? Но когда люди вокруг громко хохочут и говорят что-то непонятное, всякое может закрасться в голову.

– А Нонночка где? Ваня? – спросила Полина Дмитриевна напоследок, но невестки и след простыл. Не дождалась Бабушка Ниндзя ответа. Сдурела невестка.