Малышка, пойдем со мной… - Мартина Коул

Ди Бакстер не мог понять, зачем она ищет приключений на свою голову, да еще тогда, когда Кира, ее младшая сестра, скорее всего, лежит где-нибудь убитая.

Он не сделал скидку на то, что девочка была на пределе, а Карен Коупс достанет кого угодно. В его глазах она шлюха — такая же, как и мать. Вся семья — одни подонки. Фотографии Киры открыли ему глаза на многое. По его мнению, Кира Бруер вносила свою лепту в семейный бизнес, и сколько бы ни звонил ему главный констебль, он не изменит его.

— Это ты относила пленки на проявку? — спросил он.

Жанетта покачала головой.

— Я всегда оставляю имя и адрес. Неужели вам неизвестно, кто их принес?

Из ее слов вытекает, что бестолочь он, но никак не она.

Жанетта тяжело вздохнула, будто его вопросы наводили на нее скуку.

— Это была шутка, только и всего. Я разодела ее и сфотографировала. Закон не запрещает этого.

Он внимательно смотрел на нее. Она выглядела точь-в-точь как подружка хулигана: короткая черная юбка и нечесаные волосы, намазанные каким-то блестящим гелем. На тоненьких ножках видны зарубки от лезвий, тяжелые ботинки напоминали сабо на деревянной подошве.

Мордашку ее скрывала косметика: румяна, похоже, не смывались неделями, яркие краски — на веках; и эта светло-розовая помада, делавшая ее лицо таким знакомым. Такая же помада была у Киры Бруер на фотографиях.

Рассматривая Жанетту, Ди Бакстер пришел в отчаяние. Если она еще и не занимается семейным бизнесом, то скоро займется. Девочки часто по примеру своих матерей выходят на панель. Для них это как каникулы.

— Итак, ты признаешь, что сделала снимки своей сестры?

Она кивнула.

— Конечно, признаю. А что здесь такого? Ведь нет закона, запрещающего фотографировать, разве не так?

— Смотря какие фотографии.

Он чуть было не проткнул снимки пальцем.

Жанетта закатила глаза.

— Вы — единственный, кто находит в них что-то предосудительное. Я сделала их, чтобы порадовать Киру. Ей нравилась косметика и нравилось наряжаться. Как и всем маленьким девочкам. Могу я теперь идти?

— Где была пленка, когда ты видела ее в последний раз?

Жанетта подумала несколько секунд.

— В спальне… В спальне Киры. Она, должно быть, взяла ее с собой, когда пошла в магазин. Могу я теперь идти?

Она отказывается сотрудничать с ним, понял он. Ее высокомерие не знает границ. Вся молодежь округи может похвастаться точно тем же.

Но ему придется отпустить ее, ничего не поделаешь — наказывать девчонку не за что.

Улыбаясь, Томми открыл дверь и увидел Джон-Джона с Эрлом. Брат Киры тут же схватил его за грудки и стал бить головой о стену холла.

— Тебе известно, почему мы здесь, отвечай!

Томми молчал. В глазах его затаился страх.

— Что ты сделал с моей сестрой, грязный ублюдок?!

Джон-Джон несколько раз пнул Томми ногой, ощущая податливую мягкость его дряблого тела. Это разъярило его: он был уверен, что Томми издевается над ним. Глядя в заплывшее жиром луноподобное лицо, он прошипел:

— Ты думал, что вам это сойдет с рук, — тебе и твоему папаше! Я все знаю о Кэтлин, я встречался с ее бабушкой, она мне все рассказала.

При упоминании имени девочки Томми стал бледный как смерть.

— Это не так, Джон-Джон. Клянусь! Она — лгунья, эта девчонка. Я не дотрагивался до нее!

Томми охватил ужас, и это было заметно.

Джон-Джон со смаком плюнул ему в лицо.

— Я убью тебя, если ты не расскажешь мне о том, что произошло! Тебе понятно?

Эрл, наблюдавший за происходящим, спокойно сказал:

— Давай, Джон-Джон, кончай с ним. Не тяни!

При этих словах Томми побледнел еще больше и, как подкошенный, рухнул на пол. Он потерял сознание от страха.

— Смотри-ка, описался толстяк, — заржал Эрл.

Джон-Джон, ни слова не говоря, прошел на кухню и включил чайник. Когда вода закипела, он вернулся в комнату и плеснул кипятком на живот Томми.

Толстяк был одет в тонкие хлопковые штаны и рубашку. Кипяток обжег его. Не открывая глаз, он закричал.

— Ну, говори, сукин сын! — рычал Джон-Джон.

Затем он передал чайник Эрлу.

— Обдай-ка ты этого слона. Будь моя воля — я бы зажарил его!

— Пожалуйста, Джон-Джон, прошу тебя… — заелозил Томми.

— Что, больно, жирный педофил? Что ты сделал с ней? Она ведь, наверное, просила тебя не делать ей больно? Просила?

Томми испуганно икнул:

— Она умерла, да?

Джон-Джон с размаху ударил его кулаком по голове.

— Где моя сестра? Говори, где она?

Томми вновь закричал, сгустки соплей закрывали ему подбородок.

— Не знаю, клянусь… Спроси отца… Он был тогда… Не я… — Томми бормотал бессвязно, не в силах терпеть боль. — Он любил девочек… не я. Не в этом смысле! Не я…

Он стонал от отчаяния, но тем не менее старался убедить Джон-Джона в своей невиновности.

— Где моя сестра? Что ты с ней сделал?

— Я ничего не знаю. Клянусь памятью матери!

Он заплакал.

Джон-Джон бесстрастно взирал на него.

— Она была такая сладкая, такая сладкая, моя Кира… — Я любил ее… Любил по-настоящему… У меня и в мыслях не было обидеть ее.

Услышав это, Джон-Джон принялся бить Томми ногами.

— Любил, да?

Он задыхался от напряжения.

— Я убью тебя, сволочь, вместе с твоим папашей!

Но говорить что-либо было уже бессмысленно — Томми отключился.

Перед уходом Джон-Джон еще раз окатил его крутым кипятком из чайника — толстяк даже не пошевелился.

От него они поехали прямо в дом Деллы. Джон-Джон сидел на переднем сиденье, вслух проклиная убийцу ребенка. Он знал, что Кира погибла: оставалось отыскать тело сестры. Он был на грани истерики от отчаяния, — казалось, что поток слез захлестнет его.

Он отчетливо представлял ужас девочки. Бедная, что ей пришлось пережить!

А они-то с Джоани принимали в своем доме человека, который предал ее…

Джон-Джон во всем винил только себя.

Ему и в голову не приходило вызвать полицию. Это касается его лично — и он разберется сам.

Соседка Томми, миссис Карлинг, ждала, когда ребята уйдут, прежде чем вызвать полицию. Вызов она сделала анонимно. Что такое Джон-Джон Бруер, знали все в округе — он был страшен в гневе.

Делла и Джозеф находились в гостях у Патриции. По дороге домой они пообедали в Апминстере. Делла чувствовала себя гораздо лучше. Джозеф убедил ее, что спор с Малышом Томми касался исключительно семейных проблем. Сын, очевидно, переживает его отъезд, хотя, по правде говоря, Делла не верила в это. Она продолжала считать, что Томми нравится жить одному.