Память по женской линии - Татьяна Георгиевна Алфёрова

в городе у многих огороды, держат кур, коз, реже коров, торгуют на рынке молоком и зеленью. А если мать работает, все хозяйство до вечера на девочках. Работу у нас найти нелегко, на весь город одна меховая фабрика, хлебозавод и столовая, многие ездят на тот берег, на моторный завод. Уезжают речным трамвайчиком в семь утра, приезжают поздно. И ехать не то чтобы далеко, через реку всего лишь, но трамвайчики ходят редко. Паром-то давно сломался, а чинить невыгодно. Трамвайчики себя еле-еле оправдывают. В хорошую погоду мужики халтурят на моторках, но это только в хорошую погоду, да и сколько в моторку сядет – четыре человека, а в трамвайчик до сотни набьется. Зимой, когда река встает, что и говорить, проще. На том берегу, за рощей, поселок при заводе, с большими девятиэтажками, с хорошей поликлиникой, детским садом и школой. Поселок тот не меньше, а то и побольше нашего города будет, но город – это мы, так сложилось.

Однажды в наш город приехала Актриса, приехала и поселилась в многоквартирном доме, как раз над моей квартирой. Это событие наделало много шума, местные кумушки перестали смотреть сериалы по телевизору и собирались пестрыми стайками у нашего подъезда, чтобы взглянуть на артистку. Просмотр сериалов в городе – дело серьезное и ответственное, каждый поступок героев разбирается подробно, с сердцем, так переживают за близких родственников и непутевых детей. Кумушки иной раз доводят друг друга до подлинных слез, обвиняя Ее, героиню, Его, героя сериала, или Ее дочь в неблаговидном поступке, подозревая Ее или Его в скрытых грехах. Неумение вести хозяйство той или иной Ее вызывает решительное осуждение у одних или снисходительное умиление у других, размеры там, масштабы хозяйства в расчет не берутся, понятно. Но с приездом Актрисы Диего и Марты на целую неделю выпали у горожанок из сердца, и я понял, что Актриса достаточно популярна для нашего города.

А я-то думал, что, кроме меня, никто не вспомнит это чудесное скуластое личико с белокурыми мелкими локонами надо лбом. Я уж немолод, а видел фильм с ней давным-давно, в свои школьные годы. Надо ли говорить, как изменилась она. Я был влюблен тогда. Ее фотография сопровождала меня повсюду, пока одноклассник не выкрал карточку из моего портфеля. До сих пор считаю то горестное потрясение одним из самых сильных в моей жизни.

Кумушки – ладно, что кумушки? Бабочка-белянка обречена садиться на капустный лист, а женщина в маленьком городке – скучать и сплетничать. Но мои ученики! За неделю у меня перебывали учащиеся всех классов, и девочки в том числе. Смущаясь и краснея, они забредали на кухню, задавали дежурный вопрос по ботанике или зоологии и закидывали тоненькие шейки, упирались глазами в потолок, навостряли розовые прозрачные раковины ушек – там, над их головами ходила она, Актриса. Неважно, что ничего не осталось от легчайших льняных кудрей, от милого подбородка и бровей в ниточку, неважно, что гибкая талия обернулась грузной плотью, а стройные суховатые щиколотки опухли и распирали поношенные короткие сапожки, – это была она, фея из сказки, даже если девочки не видели фильма.

И уж что казалось совсем удивительным, бывшие ученики не отставали от нынешних. В один вечер у меня побывали Ваня, Сережа, Женя и Даня, не появлявшийся лет восемь. Женя пил чай на кухне и, по всему, невзирая

на собственную важность, собирался сидеть долго, лишь неуместные расспросы Сережи выгнали его на улицу к дежурящим кумушкам. Ваня, напротив, ушел скоро, служба требовала его бдительного ока и пытливого разума. Даня же с Сережей, не иначе, решили пересидеть один другого, как будто это могло приблизить их к Актрисе. Сережа достал коробку с бабочками и, как обычно, приступил к расспросам. Я терпеливо в который раз объяснял, сколько листьев крапивы должна съесть черная с желтыми пятнами пушистая и опрятная гусеничка, чтобы окуклиться. Как куколка прячется под листом от солнца и тихо покачивается, ожидая своего часа, практически неподвижная, беззащитная и уязвимая. И наконец, о празднике появления яркого крылатого чуда, расправляющего влажные красные крылья с желтыми и коричневыми крапинами. Даня равнодушно улыбался, снисходя к нам обоим – странноватому болезненному Сереже и старому, впадающему в бессмысленную болтовню учителю, но невольно заслушался, забыл о своих, кажущихся ему зрелыми, годах.

На улице стемнело. Сверкнул на рябине светлым брюхом подгулявший дрозд. Процокали копыта соловой лошадки Кольки-цыгана, добровольного сторожа. С реки протянулись нити йода, прели и других влажных запахов. Стройная коричневая муха билась в стеклянный абажур и тихо жужжала. Я проводил гостей до дверей, решительно заявив, что не усну всю ночь, если лягу после одиннадцати, у пожилых людей сон прихотлив и капризен. Услышал, как хлопнула дверь парадной, спустя некоторое время еще раз – наверное, вернулся сынишка Степановых со второго этажа. Осенью собирается жениться дитятко, хотя и сидит без работы. Устроится, не пропадет. Жизнь должна идти. Выпил на всякий случай корвалолу и устроился на скрипучем диване под репродукцией с картины Айвазовского, неведомым путем попавшей на стену. Уснул в эту ночь с большим трудом, пришлось дважды пить лекарство, время смешалось и остановилось, на часы не смотрел специально.

Утром Актриса не спустилась за молоком к бочке. Не ходила в булочную, ни в бакалейный, не показывалась вовсе. Бабенки мои оживились, в пыльных городских буднях запахло сериалом. Одна настаивала на том, что Актриса вернулась в большой город, но на рейсовом автобусе ее не видели. Другая намекала на богемные замашки и возможный запой. Такая версия получила большую поддержку, но Васильевна, торгующая в винно-водочном, заупрямилась: не покупала Актриса вина, ни разу. Васильевну осадили, чтоб не зазнавалась, не одна она вино продает, да если рассчитывать только на государственную водку, никаких денег не хватит. Я поздоровался и прошел бы мимо, но меня обступили и потребовали новостей.

Что я мог им сказать? Что все люди, даже актрисы, прихварывают порой и лежат спокойно дома, на диване, а я не так уж хорошо слышу, что происходит в квартире наверху, и нет ровно никакой причины волноваться. После увещеваний Васильевна и заблажила, дескать, артистку убили. Через минуту голосила вся стайка. Я самолично поднялся и позвонил в квартиру старой актрисы, чтобы успокоить бабенок. На звонок никто не открыл, за дверью было тихо. Тут уж кумушки всполошились не на шутку и решили вызвать участкового Ивана, моего ученика и постоянного гостя. Я махнул рукой и отправился в школу по делам.

Через день Ваня сидел на моей маленькой кухне с крашенными желтой