В кафе с экзистенциалистами. Свобода, бытие и абрикосовый коктейль - Сара Бейквелл

сочинений уже хранилась в ячейках в банке Мескирха, где работал его брат Фриц; другие он спрятал в церковной башне в соседнем Битингене. В апреле 1945 года он даже написал своей жене о плане поместить несколько сочинений в пещеру, местонахождение которой зафиксировать на «карте сокровищ» и доверить ее лишь нескольким людям. Сделано это было или нет, мы уже не узнаем, но Хайдеггер продолжал перевозить свои документы. Меры предосторожности не были иррациональными: Фрайбург сильно пострадал от авианалетов, а Тодтнауберг был недостаточно велик и безопасен для хранения. Возможно, он также опасался, что какие-то документы могут быть подозрительными в глазах союзников.

Хайдеггер взял с собой лишь несколько рукописей, в том числе свою недавнюю работу о Фридрихе Гёльдерлине, которого читал запоем. Великий придунайский поэт, родившийся в 1770 году в Лауффене и всю жизнь страдавший от приступов шизофрении, Гёльдерлин создал большую часть своей яркой поэзии на фоне местного ландшафта, одновременно пробуждая идеализированный образ Древней Греции, — то самое сочетание, которое всегда очаровывало Хайдеггера. Единственным другим поэтом, который когда-либо имел для него такое значение, был не менее странный Георг Тракль, австрийский шизофреник и наркоман, умерший в двадцать семь лет в 1914 году. Жутковатые стихи Тракля наполнены охотниками, юными девушками и диковинными синими зверями, шагающими через безмолвные леса при свете луны. Хайдеггер погрузился в творчество обоих поэтов и в целом исследовал вопрос о том, как язык поэзии может призвать бытие и открыть для него пространство в мире.

В марте 1945 года союзники вошли во Фрайбург, а Хайдеггер уехал. Он организовал для философов и студентов своего факультета убежище в Вильденштайне — величественном замке, возвышающемся на скале над Дунаем недалеко от Бойрона, рядом с Мескирхом (также, кстати, недалеко от замка Зигмаринген, куда немцы согнали членов правительства Виши для гротескного отступления в духе Декамерона после бегства из Франции). Владельцами Вильденштайна были герцог и герцогиня Саксен-Мейнинген. Эльфрида Хайдеггер не присоединилась к ним; она была оставлена во Фрайбурге, чтобы заниматься домом Хайдеггеров в пригороде Церинген. Когда пришли союзники, они заняли его, и некоторое время она делила дом с беженцем из Силезии и семьей французского сержанта.

Тем временем небольшая группа университетских беженцев — около десяти профессоров и тридцати студентов, в основном женщин — проехала на велосипедах через Шварцвальд, причем сам Хайдеггер догнал их позже на велосипеде своего сына. Он остановился с герцогиней и ее мужем в близлежащей хижине лесника, которую они использовали в качестве своего дома, в то время как остальные члены группы поднялись в сказочный замок. Весь май и июнь 1945 года, даже после прибытия французов, философы помогали привозить сено с окрестных полей, а по вечерам развлекали друг друга чтением вслух и фортепианными концертами. В конце июня они устроили прощальный вечер в домике лесника; Хайдеггер прочитал им лекцию о Гёльдерлине. Когда несколько приятных месяцев подошли к концу, веселая компания вернулась домой во Фрайбург, несомненно, румяная и подтянутая. Но Хайдеггер приехал во Фрайбург и обнаружил, что его дом полон чужих людей, город находится под французским управлением, а на преподавательскую деятельность наложен полный запрет. Его враги донесли на него как на пособника нацистов.

Хайдеггер провел ту дунайскую весну 1945 года за написанием нескольких новых работ, в том числе философского диалога, которому он присвоил дату 8 мая 1945 года — день официальной капитуляции Германии. Он называется Abendgespräch in einem Kriegsgefangenenlager in Rußland zwischen einem Jüngeren und einem Älteren — «Вечерний разговор в лагере для военнопленных в России между молодым человеком и пожилым мужчиной». Два героя — немцы, заключенные лагеря для военнопленных, и к моменту начала диалога они только что вернулись после дня принудительных работ в лесу.

Юноша говорит старику: «Когда мы сегодня утром шли к месту работы, в шелесте просторного леса я ощутил нечто целительное». Что это за исцеление, спрашивает он? Старик отвечает, что нечто «неисчерпаемое» исходит из этих просторов. Их беседа продолжается, звуча как разговор двух Хайдеггеров друг с другом:

Юноша: Вы, наверное, имеете в виду, что вместительность, которая преобладает в просторе, приводит нас к чему-то освобождающему.

Старик: Я имею в виду не только вместительность в просторе, но и то, что этот простор ведет нас наружу и вперед.

Юноша: Вместительность лесов уходит в скрытую даль, но в то же время возвращается к нам, не заканчиваясь в нас.

Они продолжают пытаться дать определение целительной силе и понять, как она может освободить их от того, что пожилой человек называет «разрухой, которая покрывает нашу родную землю и ее недоумевающих беспомощных людей».

«Разруха» (Verwüstung) становится ключевым словом их разговора. Оказывается, они имеют в виду не только недавние события, но и разруху, которая веками разъедает землю и превращает все в «пустыню» — Wüste, слово, этимологически связанное с Verwüstung. Она добилась величайших успехов в некоем раю для рабочих (очевидно, в Советском Союзе) и в холодно-расчетливой, технологически развитой стране-сопернице, где «все под надзором, упорядочено и учтено так, чтобы быть полезным». Это, конечно же, Соединенные Штаты; как Сартр и другие европейцы той эпохи, Хайдеггер посчитал естественным ассоциировать их с технологией и массовым производством. В конце диалога молодой человек говорит, что вместо того, чтобы тщетно пытаться «пережить» всеобщую разруху такого масштаба, единственное, что можно сделать, — это подождать. Так они и остаются, германские Владимир и Эстрагон, без конца ожидающие чего-то посреди скорбного пейзажа.

Это типично хайдеггерианский документ, наполненный стенаниями о капитализме, коммунизме и чуждых землях, замышляющих недоброе, — несомненно, признаки того, что Ханс Йонас назвал «точкой зрения “крови и почвы”». Однако в тексте также присутствуют трогательные и прекрасные образы. Невозможно читать это, не думая о пропавших сыновьях Хайдеггера, затерянных где-то на востоке. Диалог красноречиво повествует о руинах Германии и о душевном состоянии немцев среди этих руин: смесь посттравматического расстройства, пустоты, обиды, горечи и осторожного ожидания.

Вернувшись летом 1945 года во Фрайбург, Хайдеггер в один из ноябрьских дней отправился в тайную поездку за своими спрятанными рукописями в сельскую местность близ Мескирха и Боденского озера, или Бодензее. Ему помогал молодой французский любитель философии Фредерик де Товарницки, вхожий в дом Хайдеггера и его друг. Немецким гражданам пока не разрешалось путешествовать без разрешения, поэтому Товарницки нашел водителя и документ, выглядящий достаточно солидно, на случай, если их остановят. Хайдеггер устроился на заднем сиденье с пустым рюкзаком. Они выехали посреди ночи, среди грозовых туч и вспышек молний.

Машина проехала едва ли двадцать километров, когда одна из