Аскольдова невеста - Елизавета Дворецкая

Однако радовался он рановато. Принеся Красу в шатер и уложив ее, он обнаружил здесь Дивляну, тоже без чувств. Долговица, оставленная за ней присматривать, напрасно пыталась привести ее в себя. Очнувшись наконец, девушка рассказала, что страшные видения навалились на нее, когда с поля долетел общий вопль, вероятно, когда Станила вонзил нож в сердце противника. Краса тоже вскоре очнулась. По ее словам, во время поединка ее била холодная дрожь — Велем, державший ее за руку, это чувствовал, но думал, что просто от испуга. И теперь еще у нее кружилась голова, теснило в груди, подгибались ноги.

— Это ворожба, ворожба! — причитали на два голоса Кунота и Долговица. — Испортить ее хотели, красавицу нашу!

— Хорошо хоть, на двух разделили, — заметил Белотур, убедившись, что прямой опасности нет и обе девушки целы, хоть и напуганы. — Была бы одна, совсем бы заморочила ее эта гадюка…

— Что делать будем? — спросил Велем.

— Уходить отсюда надо. Хватит, загостились. Князь смолян теперь Станила, и в здешних краях он хозяин. Аскольду нужно об этом узнать, да побыстрее. А нам оставаться больше незачем. Чует мое сердце — чем скорее уберемся отсюда, тем целее будем. Громолюд, да примет его Перун, хоть толковый человек был. А со Станилой водиться — что без портков в кропиву садиться. Наплачутся еще соседи, да и самим смолянам я что-то не завидую. Сегодня пусть девы отдыхают, а завтра на заре стан сворачиваем и лодьи спускаем. Битень, скажи отрокам, пусть пока проверят, не прохудилось ли где…

Однако под вечер прибыл один из кривичских старейшин. С приготовлениями к отъезду Белотур поторопился: теперь предстояло погребение Громолюда, которое растянется не менее чем на пятерицу, и уехать, не отдав последние почести павшему князю, Белотур и Велем не могли.

На поминальном пиру уже Станислав Велебранович сидел на резной скамеечке смолянского князя, держа в руке его золоченый топорик, который ему торжественно поднесли на щите старейшины в знак признания его своим повелителем. Но и привычная его рогатина лежала рядом, а медведина облегала плечи. На этом пиру князь Станила заключил новый договор с дружиной предшественника, уже как со своей, еще раз подтвердил смолянским и голядским мужам обещание не ущемлять их и судить по старинным обычаям. Княгиня Колпита, по истечении срока очищения ее как вдовы, должна была заключить новый брачный союз, теперь уже с ним, как подтверждение его прав в качестве наследника Громолюда. Теперь в его власти оказались обе женщины Громолюдовой семьи — Колпита и Ольгица, и взять в жены он мог любую или даже обеих сразу. И хотя Ольгица была, разумеется, моложе и привлекательнее своей матери и могла подарить мужу многочисленное потомство, пока Станила объявил о будущей свадьбе с Колпитой — к огромному облегчению княжича Радима, который уже счел было, что «новый отец» Ольгицы расторгнет ее обручение. Но, вероятно, Станила не захотел так сразу ссориться с ближайшими соседями-радимичами, едва утвердившись на столе Громолюда. Для его основных целей обе эти женщины подходили одинаково, Колпита даже пользовалась большим уважением, и к тому же брак с ней не ссорил его ни с кем из могущественных соседей.

— Со мной это уже случалось, — сказала Колпита смолянским старейшинам, когда они пришли все вместе спрашивать о ее согласии. — Когда мне было столько же лет, сколько моей дочери, князь Удача убил моего мужа Минтара и отдал меня в жены своему сыну Громолюду. Теперь Громолюд сам погиб от руки сильнейшего, который, в свою очередь, берет меня в жены. Не будем гневить богов разрывом обручения моей дочери. Она молода, и я хочу, чтобы ее брачное ложе не было окроплено кровью родичей.

Но все понимали, что по-настоящему женами нового князя будут какие-то другие, более молодые женщины.

— Я готов выполнить договор с князем Забериславом, тот самый, который не хотел выполнить Громолюд, — говорил Станила на поминальном пиру. — Я отдам его дочь в жены княжичу Радиму. Но и мне нужна знатная жена, достойная мать будущим князьям смолян и кривичей. И такую деву я уже знаю.

Дивляны здесь не было: Белотур и Велем не брали ее на все поминальные торжества, поскольку Огнедеве не место там, где правит Марена. Но никто не усомнился, о ком Станила говорит, и Велем убедился, что его худшие опасения подтверждаются.

— Уверен, что княгиня Колпита, много лет хранившая благополучие племени смолян, днепровских кривичей и голяди, будет достойной женой тебе, — внешне невозмутимо ответил Белотур.

— Княгиня Колпита займет почетное место в моем доме, как и подобает при ее высоком роде и мудрости. Но в ее летах едва ли боги дадут ей еще потомство. Мне же нужны сыновья, которым я передам это! — Станила качнул в руке золоченый топорик. — И мать их должна быть такой, чтобы сам каган козарский не посмел попрекнуть их низким родом!

— Вот ты куда нацелился, — буркнул Велем. — Так и сватался бы к кагановым дочерям.

— И если женой моей станет Огнедева, то она обеспечит мне и моему племени… моим племенам покровительство всех светлых богов!

— Ты забываешься, княже Станиславе! — с напором отозвался Белотур. — У Огнедевы уже есть жених! Словенами волховскими и ладожской старейшиной она отпущена за князя Аскольда. А тебе другую невесту поискать придется.

— Князь Аскольд в обиде не будет. — Станила не смутился. — Я ему взамен другую девицу дам, и не хуже.

— Где же ты ее возьмешь? Из снега, что ли, слепишь?

— Мою сестру ему отдам.

— А у тебя есть сестра?

— Есть. Дочь кормилицы моей, молочная сестра. Поди сюда, Незвана!

В темном углу что-то зашевелилось, кто-то поднялся там из-за спины сидящей Безвиды и шагнул на свет. И все невольно охнули. Это была девушка, уже зрелая, лет двадцати; рослая, стройная, как береза, она напоминала белотелое деревце еще и тем, что ее густые и длинные черные волосы были распущены и окутывали фигуру, как тонкие березовые ветки ствол до того, как весна оденет их в зеленое платье. Густые черные брови, яркие красные губы, горящие темно-серые глаза придавали ей вид какой-то пугающей привлекательности. Без смущения оглядев мужчин, она улыбнулась, показав блестящие белые зубы, и каждому, от седобородого воеводы до безусого отрока, почудилось в этот миг, что он видит в этих больших полных огня глазах и призыв, и томление, и обещание, и угрозу…

На ее рубахе были вышиты знаки Марениной служительницы, на поясе висели обереги, на шее бряцало ожерелье из птичьих черепов. И само имя Незвана — одно из многочисленных прозвищ Темной Матери — говорило о том, что девушка эта рождена для служения Черной Лебеди. Велем, Белотур и их товарищи тут же поняли, что именно о ней рассказывала им Дивляна…

— Посмотри, Белотуре, разве она не хороша? — Станила улыбнулся, окидывая фигуру девушки выразительным взглядом. — Какова там ваша Огнедева под своей паволокой… еще как знать, может, князь Аскольд не сильно-то обрадуется, ее увидев…

— Ты говори, княже, да не заговаривайся! — возмутился Велем и вскочил. — Посмеешь сестру мою хаять — со мной на поле пойдешь!