Ромейский талисман - Андрей Астахов

– Мой господин, принц Виган – совсем еще ребенок. Ему едва исполнилось пятнадцать. Когда умер его отец, король Дориан, ему было всего одиннадцать, и совет знати решил, что до совершеннолетия королевством будет править дядя принцессы, герцог Тарманах. При этом регента обязали дать клятву, что он добровольно откажется от престола, когда Виган станет совершеннолетним и женится. Таков старинный закон – принц крови, женившись, обязан короноваться. Слышал о подобном?

– Слышал. Я все-таки принадлежу к родовой знати.

– Все ждали, что принц вырастет и станет законным правителем. Да только случилось то, чего никто не мог ожидать. Злые чары испортили принца.

– Испортили? Удивительные вещи ты говоришь, уважаемый. О каких чарах речь?

– Принц изменился. Очень изменился. Я не смею говорить о большем, потому что сердце начинает разрываться от горя. Ты сам все увидишь, когда приедешь в Билибилис.

– Это очень печально. И что же случилось потом?

– Мой отец – командор Хестри, первосвященник Храма в Билибилисе. Он знал о проклятии, которое обрушилось на несчастного принца, но ничего не мог поделать. Когда стало ясно, что принц Виган испорчен злыми силами, мой отец по поручению коллегии магов и по воле герцога Тарманаха, регента короны, взял власть в свои руки, потому что только Храм может сегодня защитить нашу страну от опасности, нависшей над нами.

– О какой опасности ты говоришь, друг мой?

– О напасти, которая обрушилась в это тяжелое время на мою страну.

– Что за напасть?

– Я не смогу тебе всего объяснить. Для этого тебе надо будет поговорить со служителями Храма в Билибилисе – они объяснят все лучше меня.

– И ты предлагаешь мне воевать на вашей стороне?

– Я предлагаю тебе поддержать правое дело. Часть знати недовольна тем, что Храм возложил на себя правление страной. В стране много колеблющихся, а есть и те, кто замыслил прямую измену. Нам нужны сторонники. Ты и твои люди можете заслужить милость моего господина.

Давид запустил пятерню в бороду, исподлобья глянул на рыцаря. Сомнений не было в том, что Боркен с ним вполне искренен. Однако давать ответ сейчас было бы очень неосторожно. Согласиться сразу, значит ввязаться в местную междоусобицу, о которой он ничего толком не знает. Рискованно, да и задача у него совсем другая. Отказывать тоже нельзя – нажить в лице Боркена врага было бы верхом неблагоразумия.

– Сначала я хотел бы поговорить с храмовниками, – ответил Таренаци. – А потом я дам тебе ответ.

– Что ж, это твое право. – В голосе Боркена прозвучали нотки разочарования. – Мне бы хотелось видеть тебя и твоих людей на нашей стороне, тем более что преданных и хороших воинов сегодня в Билибилисе осталось немного.

– Я подумаю, – Таренаци приложил руку к сердцу. – Если бы речь шла только обо мне, я бы не раздумывая встал на твою сторону. Но ты видел девушку, которую я сопровождаю. Я должен доставить ее в Киев. Так получилось, что мы оказались в твоей стране. Теперь мне прежде всего следует думать о том, как вернуться в русские владения и выполнить мое задание.

– Я понимаю. Поэтому не осуждаю тебя. – Боркен слегка поклонился армянину. – Буду ждать твоего решения. А пока отдыхайте. Утром мы отправимся в Билибилис.

Ворш не слышал этого разговора. Некоторое время он сидел у костра с воинами, потом собрался идти в башню, где уже забылись крепким сном Ольга, Ивка и Некрас. Внезапное чувство присутствия какого-то неведомого существа заставило его остановиться у входа в башню и повернуться к лесу. Ворш ощутил на себе пристальный взгляд – кто-то из темноты, сгустившийся под деревьями, внимательно изучал его. На всякий случай Ворш шепотом прочитал охранительные заклинания и, сложив пальцы руки в знак Отвращения, послал в сторону, откуда на него был обращен таинственный взгляд, мощный магический импульс. Ему показалось, что из чащи донесся треск, будто существо удалялось прочь. Он постоял еще несколько мгновений, прислушиваясь, но больше никаких звуков из леса не доносилось. Да и взгляда чужака Ворш больше на себе не ощущал. Нечто ушло в глубь леса. Ворш покачал головой и подумал, что и эту ночь ему, похоже, придется спать вполглаза.

Ночевка в лесу вопреки ожиданиям Боркена прошла спокойно, и на рассвете отряд двинулся дальше. Киевлянам дали коней к великой радости Давида, опасавшегося, что и остаток пути ему придется проделать пешком. Боркен и его люди вели себя по отношению к гостям вполне дружелюбно. Давид заметил, что воины Боркена бросают восхищенные взгляды на Ольгу и Ивку, и сказал об этом Воршу.

– А и пусть смотрят, – ответил ведун. – За погляд денег не берут.

– Не удумали бы чего плохого! – шепнул Таренаци. – Рожи у них разбойничьи.

– Не думай о плохом. Коли что, отобьемся.

– Уж больно ты беспечен, ведун. Их пятнадцать, а нас только пятеро.

– Боишься, что не одолеем?

– Одолеть-то одолеем, да вот только с самого начала станем в чужой стране врагами.

– А ты больно подозрителен, Давыд-богатырь. Давай подождем малость, посмотрим, чего и как.

Между тем отряд выехал из леса. Сразу за лесом началась огромная холмистая равнина, раскроенная под крестьянские поля и сады. Яркое летнее солнце и цветущая зелень ландшафта на время отвлекли Давида от мрачных мыслей. Но лишь на время – вскоре впереди появилась деревня. Давид с любопытством разглядывал группку крестьян, стоявших у дороги и наблюдавших за приближением кавалькады. Внешний облик этих людей совсем не соответствовал радостному летнему пейзажу. Оборванные, изможденные люди смотрели на приближавшихся всадников со страхом в глазах и с какой-то покорной обреченностью. Когда отряд подъехал к ним на расстояние в несколько десятков локтей, крестьяне дружно опустились на колени и прижались лбами к земле, не поднимая глаз на воинов. К удивлению Давида, Боркен никак не отреагировал на такое униженное выражение покорности – просто пустил своего коня по дороге мимо крестьян, даже не снизойдя до разговора с ними. Кавалькада въехала в деревню. Крестьянские дома, хоть и добротные по постройке, также поражали запущенностью – крыши в дырах, плетни полуповалены, вокруг домов кучи отбросов, из живности лишь тощие псы, поджав хвосты, испуганно скулили вслед всадникам Боркена. Несколько одетых в лохмотья женщин и детей, показавшихся было у обочины дороги, немедленно убежали к домам, будто прячась от гостей. Все это было странно и непонятно. Давид не удержался и спросил Боркена, в чем дело, отчего это крестьяне устраивают им такой странный прием.

– Я же говорил тебе о том, что творится в нашей стране, воин, – с металлом в голосе ответил рыцарь. – Люди просто испуганы. Любой человек с оружием вызывает у них страх.

Деревня осталась позади, но неприятное чувство не исчезло. К полудню подъехали к следующей деревне, и все повторилось снова – убожество и запущенность, испуганный блеск в глазах людей и странное равнодушие Боркена и его воинов к униженным и раболепствующим перед ними людям. А еще больше Давида Таренаци озадачил разительный контраст между цветущим изобилием этой земли и нищетой населения.