Дочь убийцы - Джонатан Келлерман

Семиэтажное здание, величественное и в безукоризненном состоянии, было одним из старых элегантных строений на престижной улице довольно унылого центра города. Оставив машину на платной парковке за квартал от здания, доктор Блейдс пошла пешком. Обитая латунью дверь оказалась открытой, и она поднялась на лифте на шестой этаж. Адвокатское бюро «Кнутсен, Дипримо, Бэнкс и Ливайн» занимало половину этажа, а на второй половине располагалась бухгалтерская фирма. Вход в обе конторы пролегал через большие, ярко освещенные приемные со стеклянными стенами, расположенными друг напротив друга в просторном холле с ковровым покрытием цвета спелой голубики.

Женщина за конторкой «КДБЛ» (большие латунные буквы) была молодой, хорошенькой, энергичной – и уже собиралась уходить.

Грейс улыбнулась ей.

– Мистера Кнутсена, пожалуйста.

– Офис закрыт.

– Если мистер Кнутсен здесь, он захочет со мной увидеться. Я – доктор Грейс Блейдс.

– Доктор, – произнесла секретарь. – Он занят.

– Ничего, я могу подождать.

Психотерапевт села на стул, взяла со стеллажа у стены экземпляр проспекта «Дом мечты в Беверли-Хиллз» – объемистый, с большими блестящими буквами – и сделала вид, что увлечена этим вульгарным «раем». В этом году кухни были размером с деревенский дом, а для демонстрации богатства служили домашние кинотеатры IMAX на сорок мест.

Секретарь набрала внутренний номер, произнесла имя Грейс и повесила трубку. Вид у нее был теперь удивленный.

– Вам все равно нужно подождать, а через пять минут я ухожу, – сказала она.

Через полторы минуты ее телефон зазвонил. Она встала и, стараясь скрыть недовольство, тихо произнесла:

– Сюда, пожалуйста.

* * *

Кабинет, как и следовало ожидать, был угловым, с двумя окнами на всю стену, выходящими на север и восток. Полукруглый письменный стол – десять футов осветленного клена, со встроенными отделениями для компьютера и телефона. Дипломы и другие придающие солидность документы в серебристых рамках висели на задней стене, обтянутой бежевой тканью из волокна рами и увенчанной сияющим бронзовым карнизом.

На низком кленовом шкафу под цвет стола примостились две огромные фотографии, не меньше квадратного фута каждая. На одной из них, той, что находилась ближе к столу, был запечатлен Кнутсен вместе с другим мужчиной, моложе, но ненамного, лет шестидесяти или около того, стройным и седым. У обоих были подозрительно красные носы, оба были в бейсболках и солнцезащитных очках, и оба улыбались. Незнакомый мужчина держал удочку, а в мясистых руках Уэйна Кнутсена был довольно большой палтус.

На втором снимке была та же пара – счастливые, в одинаковых смокингах, держатся за руки. Они стояли перед женщиной в одежде священника, с распятием на шее. На ковре вокруг них были рассыпаны рис и конфетти.

Грейс показалось, что в кабинете никого нет, но голос за ее спиной произнес:

– Спасибо, Шейла. Иди домой, ты слишком много работаешь.

* * *

Не отрывая взгляда от посетительницы, Уэйн Кнутсен, эсквайр, подошел к столу, наклонился над сверкающей поверхностью и протянул мясистую руку. Лицо у него было розовым, а тело напоминало кое-как скрепленные воздушные шары, подскакивающие при каждом движении. Однако крошечная борода была аккуратно подстрижена, а щеки безупречно выбриты. Санта-Клаус после посещения дорогого парикмахерского салона.

Если б он улыбался, Грейс ожидала бы удивленного восклицания.

Но Кнутсен был абсолютно серьезен и даже немного встревожен.

Пожимая ему руку, доктор заметила широкое платиновое кольцо на безымянном пальце левой руки. Рука была теплой и сухой.

Дела, которыми занимался бывший соцработник, не требовали формальностей: на нем была ярко-желтая рубашка поло и брюки из легкой ткани в полоску, причем и то и другое подчеркивало его полноту. Узкие штанины едва доставали до мягких замшевых туфель синего цвета, а носки отсутствовали. На загорелом лысом черепе виднелись коричневые пятна. А на абажуре лампы висела бейсболка, та же самая, что и на фотографии.

– Я как будто перенесся в прошлое, – сказал Уэйн. – Доктор Грейс Блейдс. Я не удивлен. – Взгляд его стал внимательным, но голос звучал неуверенно.

– Я тоже не удивлена.

Адвокат моргнул, а потом опустил свое массивное тело в похожее на трон кресло и жестом предложил гостье выбрать один из трех стульев напротив.

– Грейс Блейдс… Это огромный сюрприз. В какой области у тебя докторская степень?

– Клиническая психология.

– Ага. – Юрист кивнул, словно это был единственный логичный выбор.

Он думает, это компенсация.

– Когда ты защитилась? – продолжил расспросы Кнутсен.

– Восемь лет назад.

– Тебе было… – Мужчина сделал паузу, мысленно подсчитывая.

– Двадцать пять, почти двадцать шесть.

– Молодая. – Мягкая улыбка. – И по-прежнему молодая. Поздравляю. Это большое достижение. Что привело тебя сюда?

– Я хочу вас нанять.

– Для…

Грейс открыла сумочку и достала кошелек.

– Какой у вас предварительный гонорар?

– Ого! – выдохнул Уэйн Кнутсен. – Не могу точно сказать, пока ты не сообщила, что тебе нужно.

– Для начала – конфиденциальность.

– Ну… за это не нужно платить, доктор… Можно я буду называть тебя Грейс?

– Конечно, – улыбнулась женщина. – Я хочу вам заплатить.

– Но в этом нет необходимости. Даже намерение нанять адвоката требует конфиденциальности.

– Я знаю.

Мягкий живот Кнутсена приподнялся.

– Ладно, тогда давай… десять долларов.

– Я серьезно.

– И я серьезен, Грейс. Мне до сих пор трудно поверить, что ты сидишь здесь. Должен признаться, что когда я услышал твое имя, то немного… испугался.

– Простите, что свалилась как снег на голову; но что вас испугало?

Юрист клацнул зубами и посмотрел на потолок, а потом снова на Блейдс.

– Мне показалось, что ты могла затаить какую-то обиду. За то, что я мог сделать много лет назад. Хотя, черт возьми, не представлял, что бы это могло быть.

Тем не менее Уэйн пригласил ее войти. Любопытство пересилило тревогу. Грейс почувствовала, что в ней пробуждается надежда.

– Наоборот, – сказала она. – Вы были единственным, кто чего-то стоил. Вот почему я здесь. – Она вытащила из кошелька пять двадцаток и положила их на стол.

– Интересная версия десяти долларов, – заметил Кнутсен. – Забавно, а я помню, что тебе хорошо давалась математика… Впрочем, все остальное тоже. Ты была самым умным ребенком из всех, с кем сводила меня работа.