Дочь убийцы - Джонатан Келлерман

Мужчина кивнул, пересек большую комнату и исчез за дверью справа.

– Пойдем, твоя комната готова, – поманила Софи девочку.

Они поднялись по лестнице.

– Вуаля, – объявила хозяйка дома.

Очевидно, это было их семейное словечко. Грейс решила, что нужно как можно быстрее найти словарь.

Комната, куда привела ее София, была раза в три больше, чем детские спальни на ранчо, а два ее окна выходили в красивый сад. Но милой эту комнату назвать было сложно – скорее наоборот. Кровать для взрослых, но с простым белым покрывалом, обои желто-коричневые, похоже, старые, без картин или других украшений. Полы деревянные. Больше никакой мебели.

– Все случилось так быстро, что мы не успели ее обставить, – сказала Мюллер. В отличие от Малкольма, она объясняла, но не извинялась. Может, потому что богатая?

– Мне нравится, – заверила ее Блейдс.

– Ты очень любезна, но мы обе знаем, что дело еще не закончено. Потерпи немного. Скоро мы с тобой поедем по магазинам и обставим твою комнату так, чтобы она подходила для девушки твоего возраста и ума.

Грейс промолчала.

– Ты согласна? – спросила Софи.

– Да.

– Должно быть, ты голодная. Можно не сомневаться, что в том ужасном месте тебя кормили всякой дрянью… Пойдем на кухню и поищем тебе приличную еду.

Девочка стала спускаться по лестнице вслед за Софией. Та шла быстро, не оглядываясь.

Она считает, что у меня все нормально. Это новая разновидность людей.

Так начался счастливый период в жизни Грейс Блейдс.

Рассказ Грейс о том времени Уэйну Кнутсену, эсквайру, был кратким и сухим.

– Слава богу, что есть такие люди, – сказал тот, и Блейдс уловила в его тоне нотки сожаления, словно он пропустил что-то важное.

Она решила воспользоваться этим:

– Как бы то ни было, мне нужна ваша помощь.

– Гм… У меня неплохие связи в полиции.

– Я предпочла бы не обращаться к ним, – сказала Блейдс. – Полиция не воспримет меня всерьез.

– Почему?

– Дела давно минувших дней, сплошные предположения и ни одного доказательства.

Уэйн с усилием встал, сделал несколько шагов, а потом вернулся к своему трону у стола. Вид у него теперь был деловой.

– Ты права. Объективно тут нет ничего, о чем я мог бы сообщить начальнику… – Лицо его заливал румянец, от подбородка ко лбу. – Извини за претенциозность, просто мы с ним посещаем одни и те же благотворительные мероприятия. Собственно, именно поэтому я так одет. Приятный день за гольфом в так называемом загородном клубе. Больше никаких имен, обещаю.

– Мне нужны как раз имена, Уэйн. Их настоящие имена – Сэма, Тая, Лили. Чтобы я смогла выяснить, что с ними случилось.

Адвокат смерил ее долгим, испытующим взглядом.

– Мне надо знать своего врага, Уэйн. Я не могу так жить, подозревая, что он прячется за каждым углом, – объяснила Грейс.

Теперь Кнутсен быстро перебирал пальцами.

– Это потому, что ты считаешь его убийцей брата.

– Брата несколько дней назад – и Бобби Кановы двадцать три года назад. И еще бог знает скольких людей в промежутке.

И я сама едва не стала его жертвой.

– Почему должны быть другие? – спросил юрист.

– Потому что люди, испорченные уже в таком возрасте, не посвящают свою жизнь добрым делам.

Уэйн не ответил.

– Ни в чем я еще не была так уверена, – прибавила Грейс.

– Тот больной мальчик…

– Бобби Канова. Его смерть, должно быть, признали несчастным случаем. Но Сэм выдернул трубку с кислородом – другого варианта быть не может. Я видела его в то утро, Уэйн. Он гордился собой. И у него была та же улыбка, когда он заметил тело Рамоны. Причем он позаботился, чтобы я видела, как он улыбается. Хотел, чтобы я знала: он приписывает себе и ее смерть.

Кнутсен поморщился. Ранимый, заботливый человек… Блейдс решила сыграть на этом.

– Сэм наслаждался. Такого рода потребность не исчезает, Уэйн, – продолжила она убеждать его. – Я уверена, что он еще убивал.

– Такая расчетливость в этом возрасте…

– Именно об этом я и говорю, Уэйн. Речь идет о выраженной психопатии. Мне нужна ваша помощь, чтобы его найти.

– А когда найдешь…

– После того как я соберу достаточно фактов, вы можете поговорить с полицией, с начальником или с какой-нибудь другой шишкой из ваших контактов. А до тех пор, не имея убедительных фактов, я просто подвергну себя еще большей опасности.

Кнутсен задумался – теперь этот человек был рационален и скрупулезен, каким и должен быть хороший юрист. Потом он достал из ящика письменного стола авторучку – позолоченный «Монблан» стоимостью больше тысячи долларов.

– И каким образом я должен выяснить настоящее имя этого маленького чудовища?

– Не знаю, – сказала Грейс. – Но мне больше не к кому обратиться.

На самом деле я могу предложить много вариантов. Вы работали в этой проклятой системе, так что используйте ее, извлеките из потраченных лет какую-то пользу.

Ей вспомнилась старая шутка о психотерапевтах: «Сколько нужно психотерапевтов, чтобы сменить лампочку? – Всего один, но только если лампочка согласна меняться».

Лучше б Уэйн пришел к этому выводу сам.

А если нет, хоть это и маловероятно, то Блейдс сделает все, чтобы подтолкнуть его мысль в нужном направлении.

Трон повернулся. Уэйн откинулся назад. Скрестил ноги. Повертел авторучку в пухлых пальцах.

– Двадцать три года назад, – произнес он. – Материалы социальной службы тогда были конфиденциальны, как и сейчас.

– Официально, – сказала Грейс. – Мы оба знаем, как это устроено.

Кнутсен не ответил.

– Официально приемные семьи – это наполненные любовью дома из комедийных телесериалов для детей, в которых живут заботливые и участливые ангелы-хранители, – продолжила женщина. – И официально конец всегда счастливый.

Юрист опустил голову. Некоторое время он изучал кожаную крышку стола.

– Кроме того, Уэйн, в век Интернета уже нет такого понятия, как «приватность», – добавила психотерапевт.

Еще несколько секунд безмолвных размышлений.

– Хорошо, Грейс. Я ничего не обещаю, но попробую что-нибудь добыть. Думаю, это меньшее, что я могу сделать в качестве искупления, – сказал наконец мужчина.

Ему нечего искупать. Но пусть думает, что есть.

* * *