Крысоловка - Ингер Фриманссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что?
– Я чувствую, с ней что-то случилось, – всхлипнула женщина. – Она никогда, никогда так не поступала! Но Титус болен, и… Я заявлю в полицию.
Она упала на кровать. В точности как рассчитала. Но упала на поврежденную руку. Боль была такая, будто прямо в нерв воткнули раскаленное железо. Стул перевернулся, валялся на полу, растопырив ножки. Столик устоял. Через распахнутый люк струился свежий воздух. Воздух, принадлежавший Розе. Теплый от солнца, в тонких лучах плясали пылинки.
Думала, что крысы уставятся на нее сверху. А то и спрыгнут прямо на нее. Напряглась и ждала, вслушивалась в шорохи. Вспомнила миски, расставленные на кухонном полу. Роза держит кошку? Вряд ли. Кошки ловят крыс. Не выпуская когтей, кошка играет с крысой, позволяя думать, что есть шанс сбежать. А затем перекусывает ей шею.
Если бы Роза держала кошку, не было бы в доме никаких крыс. Это миски для крыс. Теперь она поняла. Эти крысы – питомцы Розы. И в одну из них Ингрид швырнула чашку. И убила крысу.
Лежала с открытыми глазами. Лежала и смотрела. Еще долго все вокруг терялось в темноте. Будто глаза отказывались видеть. Взгляд скользил по книжному стеллажу, полка за полкой, по книгам, по нотным тетрадям. Может, здесь жил ее сын? Мальчик увлекался музыкой. Сын Розы, как же его зовут… Вроде бы начинается на «т». Тобиас? Нет, не Тобиас. Тобиас – это пленник, как и она. Тобиас Эльмквист, писатель. Титус на него возлагал надежды. Рассчитывал, что его первый роман – лишь начало. Прежде Эльмквист писал лишь стихи и рассказы. Но известность ему принес детектив. Титус ввел его в литературные круги. Ингрид вспомнила, как радовался муж, читая рукопись. Дело происходило у нее в квартире, на Рингвеген. Оживленно барабанил пальцами по столу. На нем была синяя рубашка «Гант». Господи, какие мелочи она помнит! Во что он был одет… Так бессмысленно и так в ее духе…
– Вот оно, дорогая! – заорал он вдруг на всю кваритру. – Настоящая «бомба»!
Так и получилось.
Попыталась разобрать надписи на корешках. Некоторые были знакомы. «Тьма колодца» Тобиаса Эльмквиста. Надо же, какое совпадение. А может, и ничего странного. Точнее, совсем ничего странного. Сыну Розы книги перешли от Титуса. Томас, вот как его звали. Теперь вспомнила. Томас, сын неизвестного отца. «Тьма колодца» – сборник рассказов. В ее книжном магазине был экземпляр, продать его так и не удалось. Но потом вышел детектив, и все поменялось. Забыла название, не читала она книгу. Детективы ее никогда не увлекали. Зло и насилие… Мир и так переполнен ими. Зачем еще и сочинять их?
Что же стряслось с этим писателем, Тобиасом, потом? Титус не рассказывал. Вспомнилось многолюдное открытие осеннего сезона в тесных владениях издательства «Бладгюлд», вспомнился молодой автор, тихий и замкнутый. Стеснительный. Как в нем мог прятаться весь этот мрак?
– Он мастер по части описания бездны человеческой души, – говорил Титус. – Но рассказы… черт, на рассказах особо не зашикуешь.
И Титус решил подтолкнуть Тобиаса Эльмквиста в нужное, прибыльное русло. Он был тертым калачом. Умел обращаться с авторами. Таких профессионалов еще поискать.
– Мне это интересно, – говорил Титус, – я словно становлюсь соавтором.
Ингрид бесилась от ревности, когда гадала, как именно он соавторствует с Сисси Нурд, этой производительницей романтических комедий. Он лишь смеялся. Ему льстила ревность. Возбуждала. Специально дразнил, доводя до крика.
Теперь все это в прошлом. Все кончено. Жизнь, любовь, всё. Остались лишь тоска и боль.
Она снова заплакала.
Тоска и боль… Что за высокопарные слова! Хотя и точные. Она застонала, стон перешел в вой, она принялась биться головой о матрас – боль, боль, боль! Раскачивалась из стороны в сторону, кричала – да пусть хоть в аду сгорит эта треклятая рука!
Успокоилась внезапно, затихла. Остается лежать здесь и ждать. Будто жертва на убой – ждать, когда лезвие вонзится в сердце. И ладно, все равно конец всему, ничего у нас с тобой не осталось, дорогой, только смерть.
Она огляделась. В глазах жгло. Лучи света и пляшущие пылинки передвинулись. И в тишине вдруг раздался голос.
Его голос:
– Где ты, малыш, я скучаю. Где ты, мой малыш?
Рука, здоровая правая рука коснулась чего-то острого. Предмета, лежавшего в постели. Ручка. Это знак. Теперь она знала, что делать.
Что-то не так, воздух словно изменился. Она ощутила это, как только открыла дверь. Вонь из подпола. Запах проник в дом.
Но как?
Сбросила туфли и быстро прошла в кухню, даже не положив коврик.
Люк! Открыт.
Полиция!
В висках запульсировало. Закусив губу, медленно двинулась к люку, готовая в любой миг почувствовать на своем плече чужую руку: «Мы вас уже заждались, Роза Бруи! Пожалуйста, пройдите с нами».
Наклонилась, заглянула в дыру.
Пусто. В подвальной комнате было пусто. Кровать у стены, рядом столик, на столике – стул. На кровати – зеленая куртка, в которой пришла Ингрид. Если бы она сбежала, то захватила бы и куртку. Но сбежать она не могла.
Где же она тогда? Заперлась в шкафу?
Опустила коврик на пол, легла на живот. Пустая бутылка из-под воды. Пустая упаковка из-под каши. Если не прячется в шкафу, значит, как-то поднялась наверх. Но как? В одиночку она не справилась бы, без лестницы выбраться невозможно. Даже люк открыть не смогла бы. Кто-то ей помог. Кто?
Клас Шредер? Неужто? Мог заподозрить что-то вчера вечером, а сегодня притворился, будто едет в аэропорт. Что, если он развернул машину после того, как высадил Розу, и помчался обратно? Он знает о существовании люка. Или его приятель Йонни? Может, Клас Шредер позвонил Йонни, попросил выяснить, в чем там дело? Я слышал, как кто-то плакал в подполе. Но как он вошел? А вдруг есть запасной ключ?
Надо спуститься и проверить. Нужно принести лестницу.
Прошлась по комнатам, высматривая следы. Внутри все оцепенело от беспокойства. Вошла в гостиную. Рамирес мирно дожидался ее. Потом, рукопись потом. Никаких признаков чужого присутствия. В спальне кровать не тронута, стоит себе посреди комнаты. Нынче утром Роза, несмотря на слабость, хорошенько перетряхнула постель и аккуратно заправила. Ничего не изменилось, все как было утром. В спальне никто не побывал.
Влезла в башмаки, вышла на крыльцо. Мокрый ковер лежал там, куда его спихнул Клас Шредер. Наклонилась, пощупала. Все такой же сырой, скоро начнет пованивать плесенью. Ни малейшего шанса на иной исход. Посмотрела в небо, там набухали плотные кучевые облака. В апреле погода переменчива. Приподняла мокрый ковер, поволокла к сараю с инвентарем. За сараем с незапамятных времен росла мусорная куча. Старые пружинные кровати, ржавый велосипед, рваные автомобильные шины, разное тряпье. Забросила ковер на груду хлама. Постояла, переводя дыхание. На голову упало несколько капель. Дождь. Убрала волосы за уши и направилась к яблоне за лестницей.