Ее тело и другие - Кармен Мария Мачадо

Я снова ставлю на паузу. Теперь женщина лежит навзничь. Ее партнер стоит между ее ног, поза небрежная, как будто он хочет о чем-то спросить, член изогнут влево, касается низа живота. Она все еще прижимает руку к животу, внизу.

Я долго смотрю на экран.

Когда стучит Пол, я подпрыгиваю.

Впускаю его, обнимаю. Он запыхался, рубашка на нем мокрая от пота. Во рту у меня становится солоно, когда я прижимаю лицо к его груди. Он целует меня, и я чувствую, как его взгляд метнулся к экрану.

Мне плохо, говорю я.

Плохо, как когда надо выпить спрайт или как когда нужен суп, спрашивает он.

Суп, говорю я ему.

Он идет в кухню, а я ложусь на диван.

Джейн и Джил пригласили нас на новоселье, кричит он из кухни. Я слышу, как дверца шкафа ударяется о соседний шкаф, сухое скольжение переставляемых банок, шорох льющейся жидкости, дребезг кастрюли о плиту, металлическое звяканье – он помешивает не той ложкой.

– Они переехали? – спрашиваю я.

– В большой загородный дом, – отвечает он.

Я не хочу туда ехать, говорю я ему, бледно-голубой свет телевизора бросает тени на мое лицо, трое мужчин совокупляются друг с другом, у каждого полон рот. Принеся мне суп, куриный бульон, опасно плещущийся у самого края тарелки, под дном которой салфетка, он предупреждает: очень горячий. Я слишком поспешно отхлебываю обжигающую жижу и выплевываю обратно в тарелку.

– Меня беспокоит, что ты все время сидишь дома, – говорит он. – Там в основном женщины будут.

– Что? – говорю я.

– На вечеринке. В основном женщины. Я их всех знаю. Хорошие люди.

Я не отвечаю. Трогаю пальцем онемевший язык.

Я надеваю бирюзовое платье, к нему черные чулки, прихватываю в подарок кустик алоэ. Мы проносимся в моем автомобиле мимо тусклых огней нашего городка к сельской дороге. Одной рукой Пол рулит, другую положил мне на колено. Полная луна освещает сверкающий снег, тянущийся на мили во все стороны, наклонные крыши сараев, узкие элеваторы, с которых свисают сосульки толщиной в мою руку, стадо прямоугольных неподвижных коров сгрудилось у входа на сеновал. Я бережно прижимаю растение к своему телу, и, когда машина резко поворачивает влево, немного песка просыпается мне на платье. Я щепотками собираю землю и сбрасываю ее обратно в горшок, стряхивая заодно крошки грязи с мясистых листьев. Вновь подняв голову, я вижу, что мы приближаемся к большому, хорошо освещенному зданию.

– Так это и есть новый дом? – спрашиваю я, утыкаясь лицом в стекло.

– Да, – говорит Пол. – Они только что его купили, то есть, не знаю, примерно месяц назад. Я еще не бывал, но, говорят, тут очень мило.

Мы останавливаемся возле ряда припаркованных машин у перестроенного фермерского дома – ему лет сто.

– Уютно смотрится, – замечает Пол, выходит и потирает голые, без перчаток, руки. Занавески на окнах прозрачные, изнутри пробивается густой медовый свет. Дом словно горит.

Хозяйки открывают дверь; они красивы, зубы у них сверкают. Я уже видела такое раньше. Я никогда не видела их раньше.

– Джейн, – говорит темноволосая.

– Джил, – говорит рыжая. – И это не шутка.

Они смеются. Пол смеется. Очень приятно познакомиться с вами, говорит мне Джейн. Я протягиваю ей кустик алоэ. Она снова улыбается и берет его, ямочки на щеках у нее такие глубокие, что хочется ткнуть в них пальцем. Пол вроде бы доволен. Наклоняется и чешет за ухом большого белого кота с плоской, словно бы расплющенной мордой, который трется о его ноги.

– Гардеробную мы устроили в спальне, – говорит Джил.

Пол протягивает руку за моим пальто. Я сбрасываю пальто и отдаю ему. Он уходит куда-то вверх по лестнице.

Мужчина с коротким ежиком волос, бледнокожий, держит на плече старинную камеру. Гигантская, цвета дегтя. Нацеливает на меня глазок.

– Назовите свое имя, – велит он.

Я пытаюсь отодвинуться, выйти из кадра, но невозможно так вжаться в стену.

– Зачем это здесь? – спрашиваю я, пытаясь скрыть панику.

– Ваше имя, – повторяет он, наклоняя камеру еще ближе.

– Господи, Гейб, оставь ее в покое! – Джил отпихивает его в сторону.

Она берет меня за руку, тянет куда-то.

– Извините, пожалуйста. На любой вечеринке найдется обожающий ретро придурок, этот – наш.

Джейн возникает по другую сторону от меня и смеется октавой ниже.

– Пол! – зовет она. – Куда ты пошел?

Он возвращается.

– Вперед, – бодро отвечает он.

Они спрашивают, хотим ли мы экскурсию. Мы переходим из гостиной в широко распахнутую кухню, сверкающую сталью и медью. Хозяйки поочередно обхлопывают все сверкающие агрегаты. Посудомойка. Холодильник. Газовая плита. Отдельная духовка. Вторая духовка. В заднем конце дверь с красивой ручкой бронзового цвета. Я тянусь к ней, но Джейн хватает меня за плечо. Стой, говорит она, осторожнее.

– Ту комнату еще только ремонтируют, – поясняет Джил. – Там снят пол. Войти-то можно, только сразу провалишься в погреб.

Она открывает дверь своими наманикюренными пальчиками, и верно: бесполье зияет передо мной.

– Это было бы ужасно, – говорит Джейн.

Камера следует за мной повсюду. Я на какое-то время остаюсь рядом с Полом, неуклюже расправляя платье. Он чем-то встревожен, так что я двигаюсь дальше, спутник, сорвавшийся с орбиты. Вдали от Пола я чувствую себя странно, лишаюсь цели. Этих людей я не знаю, и они со мной не знакомы.

Я останавливаюсь возле стола с закусками и съедаю одну креветку – мясистую, тонущую в коктейльном соусе, – жесткий хвост зажимаю в руке. Потом вторую, третью, горсть наполняется хвостами. Глотаю красное вино, так и не распробовав вкуса. Наполняю бокал и осушаю снова. Окунаю крекер во что-то темно-зеленое. Поднимаю глаза. Из угла комнаты одинокий глаз камеры нацелен на меня. Отворачиваюсь к столу.

Кот шествует мимо, игриво подцепляет лапой кусок питы, который я держу. Я тяну питу к себе, и кот резким взмахом срывает клок плоти с моего пальца. Бормочу ругательства и посасываю ранку. Во рту вкус хумуса и меди. Ох, прошу прощения, говорит Джил, выплывшая на сцену так, словно ожидала за кулисами условного момента – когда у меня пойдет кровь. Он иногда так обходится с гостями, его пора лечить от нервов или что-то вроде. Плохая киска! Джейн слегка притрагивается к руке Джил, просит ее пойти с ней помочь убрать разлитое – и они обе исчезают.

Дружелюбные люди, которых я вижу впервые, расспрашивают меня о работе, о моей жизни. Тянутся мимо меня за бокалами с вином, касаясь при этом моей руки. Я каждый раз чуть отступаю – не назад, но полшага вправо, а они следуют за мной, и так, разговаривая, мы описываем небольшой круг.