Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание - Леонид Михайлович Млечин

очень критически относились к тому, что слышали по радио. Огава и Касима продолжали исходить из того, что идет война, и скорее всего они слушают не прямые передачи, а специальные пропагандистские программы, подготовленные подразделениями американской армии, занимающимися психологической войной. Конечно же, из этих передач выброшено все, что может показать реальное положение вещей, полагали Огава и Касима.

Они считали, что на Филиппинах полно людей, которые понимают по-японски, и американцы стараются воздействовать на них с помощью радиопередач, которые выдают за японские, а на самом деле готовят сами.

Однажды Касима великодушно заметил:

— Американцы все-таки здорово все это делают, правда?

Огава согласился с ним.

— Да, радиопропаганда — тонкая штука. Один прокол — и вся работа насмарку. Я их уважаю, должно быть, у них полно толковых специалистов.

Касима и Огава не доверяли только военным и политическим передачам. Остальные новости считали подлинными. Они с восторгом узнали об успехе токийской Олимпиады, о сверхскоростной железнодорожной линии — «Синкансэн», первая ветка которой соединила Токио и Осаку.

Огава размышлял о том, что спорт действительно не знает границ, что соревнования такого рода могут происходить даже во время войны. А по поводу железной дороги он вспомнил, что еще перед войной слышал о плане пустить между Токио и Симоносэки суперэкспресс.

В тот год, когда они обзавелись приемником, в начале сезона дождей Касима поранил себе ногу. Они только что пристрелили корову, перетаскивали мясо к себе в хижину, и Касима напоролся на острый шип. Огава не знал, что это за растение, не ядовитое ли оно, и на всякий случай выпустил побольше крови и только потом перебинтовал ногу.

Должно быть, Касима было безумно больно.

На следующий день нога распухла, потом опухоль стала уменьшаться, но когда они решили сходить за спрятанными в тайнике запасными батарейками, нога у Касима буквально подломилась, и стало ясно, что ходить он сможет нескоро.

Огава пришлось самому поставить хижину, поскольку приближался сезон дождей. Он справился с этим, время от времени отвлекаясь, чтобы сделать Касима холодный компресс и помассировать ему ногу, дабы нормализовать кровообращение.

Весь сезон дождей Касима провел в постели. Они в основном слушали радио, и Касима объяснял Огава правила конных бегов. Им это так понравилось, что они даже устроили нечто вроде тотализатора и делали ставки, развлекая друг друга. Правда, часто из-за сильных гроз они не могли услышать имя победителя, но не очень сокрушались по этому поводу.

Они слушали и старую музыку. Огава пришел к выводу, что у новых певцов слабые голоса, и они вынуждены держать микрофон слишком близко ко рту. Огава предпочитал певцов старшего поколения, например Норико Авая, которая пела еще до войны. Ее пение напомнило ему старую пластинку с записями русского певца Федора Шаляпина. Ему нравилась русская музыка.

Одной из самых любимых программ для них стало большое шоу накануне Нового года, когда, сменяя друг друга, выступали все популярные артисты. Трехчасовое шоу передавалось на коротких волнах, но они могли позволить себе прослушать только часть концерта, чтобы не садились драгоценные батарейки.

Они делали звук очень тихим, и им приходилось буквально приникать к приемнику. В конце концов они решили, что батарейки и здоровье важнее скачек и музыкальных щоу. На какое-то время они практически совсем забросили радио.

Японский язык чрезвычайно изощрен в степенях вежливости; существует множество вариантов обращения друг к другу в зависимости от уровня взаимоотношений. Разумеется, в армии это подразумевало довольно грубое обращение к нижестоящему и в высшей степени почтительное — к вышестоящему.

В императорской армии офицеры и унтер-офицеры в разговоре с солдатами пользовались местоимениями «кисама» и «о-маэ» — «ты». Оба звучат достаточно грубо, и Огава не хотелось так обращаться к Касима. Они нашли неожиданный выход: стали использовать некоторые слова из местного наречия, в котором личные местоимения звучали мягко и доброжелательно.

Огава старался избегать всего, что могло бы раздражать Касима. И все же время от времени они сталкивались из-за самых простых вещей.

Рыбачий поселок располагался на восточной оконечности острова, возле неглубокого залива. Дороги залили асфальтом, так что поселок превратился в культурный центр. Время от времени японцы наведывались туда, чтобы пополнить запасы.

В конце декабря они заметили, что в поселке исчезло здание начальной школы.

— Смотри, — озадаченно произнес Огава, — было три здания, осталось только два.

Поскольку в их задачу входило следить за всем, что происходило на острове, то они решили разузнать, что там произошло. После захода солнца они спустились с горы и, прячась в тени деревьев, подобрались к месту, где раньше была школа.

Школу снесло тайфуном, который был в октябре. Огава сразу же обратил внимание на остатки крыши, сделанной из жести. Если бы им удалось утащить с собой эту жесть, то в сезон дождей они бы не мокли!

Дул сильнейший ветер, все вокруг грохотало, и они решили, что местные жители ничего не услышат.

Огава отыскал подходящий кусок жести, разрезал его на две части, свернул в рулоны, и они двинулись обратно в горы. Это был тяжелый путь. Они с трудом взбирались в гору, моля бога, чтобы их не заметили.

До места они добрались только к рассвету. Но отдохнуть им не удалось. Куски будущей крыши нужно было плотно связать. Но чем? Огава отправился за виноградной лозой. То, что он притащил, Касима не понравилось.

— Зачем вы взяли этот мусор? — начал кричать Касима. — Неужели ничего лучше не было?

Огава не мог снести обвинений в том, что он что-то плохо сделал.

— Я устал после вчерашнего и не могу часами ходить по джунглям, — огрызнулся он.

Они некоторое время переругивались, потом Касима, злой, встал и пошел в лес. Вскоре он вернулся с охапкой лиан. Ни слова не говоря, он разрезал лианы, которыми Огава перевязывал жесть, и стал все делать по-своему. На лице Касима появилось выражение торжества. Огава смолчал, понимая, что, скажи он полслова — выяснения отношений не миновать. Все утро они не разговаривали.

Вечером они двинулись в путь. Касима шел впереди. Он бормотал под нос все, что думал о плохой работе Огава. Тот сдерживался до тех пор, пока не услышал:

— Теперь я буду показывать дорогу, а вы следуйте за мной!

Огава остановился в изумлении. Рядовой Касима будет указывать ему дорогу?!

Огава всегда гордился тем, что не гнал солдат под пули впереди себя и не скрывался за их спинами.

— Постой-ка, Касима, — возразил Огава, — я не хотел бы так оставлять это дело.

Он положил свой груз на землю и сказал ясно и отчетливо:

— Я в состоянии