Моя любовь когда-нибудь очнется - Чарльз Мартин

С тех пор Мервин слушал на занятиях больше, чем говорил. Он даже задал несколько дельных вопросов. И сейчас, когда я повернулся к нему, Мервин продемонстрировал завидную реакцию, не дав мне продолжить начатое предложение. Показывая на свою работу, он проворчал:

– Профессор Стайлз, я сам написал свое исследование.

– В таком случае, – парировал я, – тебе, наверное, будет совсем нетрудно рассказать мне о нем. В чем заключается твоя главная идея?

– Я не помню точно, но я сам писал свою работу. – Как и Юджин, этот тоже заговорил с просторечными, почти развязными интонациями, пытаясь замаскировать то, что было невозможно спрятать. – Сам!

– Ну, вот хотя бы здесь, на первой странице… – Я открыл тонкую папку, в которую была вложена его работа, и показал на первый параграф. – Здесь ты пишешь о единении некромантии и похоти. Как ты это понимаешь?

– О негро… О чем?

– О не-кро-ман-тии, Мервин. Ты же сам использовал это слово – вот оно, в этом предложении. Как я понял, это и есть твоя главная идея – вызов духов умерших ради удовлетворения плотского желания.

Мервин заерзал на сиденье стула, решительно тряхнул головой, но тут же неопределенно крякнул и снова оплыл, сгорбился.

– Ладно. Возьмем вот это место… – Я показал на другую страницу. – Здесь ты пишешь о философии Аристотеля. Это довольно обширная тема, так что давай поговорим хотя бы о его метафизике.

– О к-какой физике? – визгливым фальцетом переспросил Мервин.

– О ме-та-фи-зи-ке Аристотеля.

Молчание. Остальные трое тоже сидели совершенно неподвижно и молчали. Батареи отопления в аудитории грели вовсю, но разливающийся по моему телу жар не имел никакого отношения к температуре в комнате. Мое сердце тоже стучало слишком часто и громко, и на мгновение я испугался, что они могут его услышать, но нет. Только кто-то шаркнул ногой по пыльному полу.

– Профессор Стайлз, я действительно сам написал эту штуку, просто я не помню подробностей, вот и все!

– Хорошо, давай попробуем сначала. Какова была твоя главная идея?

Молчание.

– К какому заключению ты пришел?

Ничего.

– Как ты назвал свое исследование?

Мертвая тишина.

– Ладно, ты пока подумай, а я побеседую с Аланом.

Алан являлся на занятия одним из первых и всегда выполнял домашние задания. С ним у меня никогда не было проблем. Он задавал хорошие, дельные вопросы и не перебивал других. По школьной привычке он даже поднимал руку, если хотел высказаться. Свои волосы Алан заплетал в десяток косичек и мечтал после окончания колледжа работать в фирме брата. Скажу честно, этот парень мне нравился. Похоже, у него было непростое детство, но он, по крайней мере, вырос честным человеком.

Работа Алана привлекла мое внимание еще и тем, что она немного отличалась от остальных трех. Нет, ни секунды я не верил в то, что он написал ее самостоятельно – его стиль изложения никогда не отличался ни четкостью, ни логичностью построений, – зато я не сомневался, что Алан сам набрал это эссе на компьютере и распечатал.

– Расскажи мне о своем исследовании, Алан.

Он довольно бойко перечислил несколько самых ярких и парадоксальных моментов, которые, должно быть, запомнились ему лучше остального текста. Минуты через три Алан закончил и выжидательно посмотрел на меня, сложив руки перед собой. Его глаза говорили, что он не виноват, но в то же время они не заявляли со всей определенностью, что он невиновен.

– Молодец. А ты случайно не скажешь мне, что означает вот это слово? – Это был какой-то научный термин; я даже сомневался, правильно ли я его произнес. О том, что он означает, я понятия не имел. Алан тоже. – Хорошо, как ты построил свое исследование?

Нет ответа.

– Откуда ты взял всю ту информацию, которую использовал в своей работе?

– Из одной книги.

– Но в тексте ты не отметил и не взял в кавычки ни единой цитаты. Как я должен догадываться, откуда взята та или иная мысль? Нет, ты хорошо поработал над своим исследованием и к тому же изложил свои мысли ясно и просто, но ведь должен же я знать, откуда ты почерпнул основную идею!

На самом деле Алан, должно быть, не слишком хорошо успевал в начальной школе. Его письменный английский был ужасен: корявый стиль, самые простые слова написаны с ошибками. Если судить по предыдущим двум эссе, Алан даже под угрозой смертной казни не смог бы написать правильно ни одного слова из той работы, которую я держал в руках, за исключением разве что собственного имени.

Когда я прочел его исследование в первый раз, то сразу увидел: парень решил дать мне то, что, как ему казалось, я от него хотел. Он не понимал – как не понимали и остальные, – что со своими студентами я работаю, ориентируясь вовсе не на среднестатистические требования, предъявляемые к учащимся колледжей начальной ступени, а исходя исключительно из персональных знаний, умений и способностей каждого. Они этого не знали. Или просто не хотели в это поверить. Возможно, в этом была моя вина. И возможно, именно по этой причине мы разговаривали сейчас здесь, в пустой аудитории, а не в кабинете декана.

– Что означает это предложение, Алан? – Я прочел вслух одно предложение из середины работы и взглянул на парня.

– Оно означает, что ту штуку, о которой идет речь, можно найти только в космосе и что, когда она смешивается с другими элементами, бывает вот такой результат. – Алан не был тупицей. У него была хорошая голова, и свою тему он знал. Он даже понимал, что́ было написано в его исследовании – не все, но процентов восемьдесят. Другое дело, что сам Алан никогда бы не смог выразить эти мысли и идеи такими словами.

– Тогда почему в своей работе ты не написал так, как сейчас сказал мне? Почему прибег к сложной научной терминологии?

Алан сделал круглые глаза.

– Но, профессор, по-научному же звучит гораздо лучше! – воскликнул он, показывая на свое эссе. – Если б я опять писал своими словами, вы снова поставили бы мне низкий балл, как за прошлые работы.

– Тогда чьими словами ты писал? Я, например, этого не знаю, поскольку ты не обозначаешь цитаты и не делаешь ссылок на первоисточники.

– Я сам все написал, только старался выбрать слова поученее.

– Видишь ли, Алан, то, что́ ты говоришь сейчас, немного отличается то того, что́ ты говорил мне раньше. То ты пользовался «одной книгой», то ты писал все сам… Как же было на самом деле?

Алан нахмурился. Было видно, что он думает, думает изо всех сил.

– Хорошо, подумай пока, а я побеседую с Расселом.

За прошедшие несколько месяцев Рассел сделался моим любимцем. Я знаю, у настоящего преподавателя не должно быть любимчиков, или, по крайней мере, он не должен в этом признаваться, но… Этот парень был прирожденным лидером. И это было видно сразу – видно по его лицу, по его движениям, по его словам. Он был вежлив, добр, любознателен и немного наивен. Кроме того, ему нравились мои занятия, и до недавнего времени я льстил себя надеждой, что и ко мне он тоже относится с симпатией.