Моя любовь когда-нибудь очнется - Чарльз Мартин

– Я все равно не смогу написать это эссе на «отлично», – возразил Мартин, – так что мне проще не мучиться и самому забрать документы.

– Поступай, как считаешь правильным. Тебе решать, Мервин, – ответил я. – Кроме того, ты меня не дослушал. Есть еще одно условие, с которым вам всем придется согласиться. Если хотя бы один из вас откажется писать эту работу, я иду с вашими объяснительными к декану.

Трое студентов, как по команде, повернулись к Мервину. Рассел, впрочем, немного опередил остальных.

Мервин опустил голову и слегка пожал плечами.

– Я – что, я – ничего… Я постараюсь написать это дурацкое эссе…

– Алан? – спросил я.

– Согласен.

– Рассел?

– Это справедливо, сэр, – прогудел он. – Мне нравится.

– А какой объем? – снова вмешался Мервин.

– Любой, какой вам потребуется, чтобы выразить вашу идею.

– О-о, это хуже всего! – Мервин экспрессивно всплеснул руками. – А когда сдавать?

– Я знаю, что в ближайшие выходные у вас важный выездной матч во Флориде, так что раньше понедельника вы все равно за работу не сядете. – Я взглянул на стоявший у меня на столе календарь. – Сегодня у нас четверг. Приносите ваши работы через неделю, то есть в следующий четверг. Если этого времени вам не хватит, принесите то, что успеете написать, и мы вместе поработаем над продолжением. – Я посмотрел на парней. – Вы можете мне не верить, но я хорошо знаю, каково это – совмещать учебу и футбол.

Рассел вскинул на меня удивленный взгляд.

– Вы играли в футбол, профессор?

– Да.

– А на какой позиции?

– Тэйлбека и… – Я посмотрел на Мервина. – …И корнера.

Мервин недоверчиво рассмеялся.

– Я видел, как ты играешь, Мервин, – сказал я. – У тебя есть скорость. Неплохая скорость. Может быть, даже очень хорошая скорость, но у меня было еще одно качество, которое тебе только предстоит в себе развить.

– Я знаю, – насупился Мервин. – Мозги. Я должен лучше соображать.

Но Рассел со мной еще не закончил.

– А почему вы бросили? – с жадным интересом спросил он.

– Травма, – коротко пояснил я.

– Серьезная?

– Достаточно серьезная. Вопрос стоял так: либо я бросаю футбол, либо буду до конца жизни раскатывать в инвалидном кресле.

– Сурово! – заметил Мервин.

– Это жизнь, Мервин. Она такая, какая есть. – Я убрал бумаги и закрыл рюкзак. – Итак, у вас есть неделя. И на этот раз вам придется работать над эссе самостоятельно, никакой помощи со стороны! Считайте это упражнением на самостоятельное мышление.

Четверо студентов собрали учебники и встали. Все молчали – похоже, они просто не знали, что сказать.

Мервин опомнился первым и протянул мне руку.

– Спасибо, профессор Стайлз.

Пожатие у него было крепким, и оно было гораздо красноречивее, чем произнесенные им слова.

– Скажу вам еще одну вещь… – Я посмотрел на Мервина и Рассела. – У вас двоих есть нечто такое, чего не было у меня, – отличная возможность заниматься делом, которое получается у вас лучше всего. Я имею в виду футбол. В свое время я попытался пойти по этому пути, но мне не повезло, а может, мне просто не хватило способностей. У вас ситуация совершенно иная. Поэтому попрошу иметь в виду: если я только узна́ю, что вы снова совершили нечто подобное, я достану ваши объяснительные и отправлюсь с ними прямиком к декану. То же самое касается и вас… – Я посмотрел на Юджина и Алана. – Если я только узнаю, что вы снова что-то натворили, ваши объяснительные в тот же день окажутся у декана на столе. Считайте это чем-то вроде уголовного досье, о котором знаю только я. Оно будет висеть над вашими головами, подобно дамоклову мечу, до тех пор, пока вы не закончите колледж. Возражений нет?

Все четверо покачали головами, а Мервин скроил забавно-печальную рожицу:

– Придется вести себя примерно, иначе – капут!

Я кивнул. Мервин никогда бы в этом не признался, но я знал, что он – парень смирный и терпеть не может конфликтов.

Юджин шагнул вперед и тоже протянул руку.

– Спасибо, профессор.

– До четверга, Юджин.

– Спасибо, профессор Стайлз. Я этого никогда не забуду! – Алан улыбался от уха до уха.

– До четверга, Алан.

Настал черед Рассела. Насколько я успел заметить, он успокоился и задышал свободнее, а его широкие плечи заметно расслабились. Мысль о том, что теперь ему не придется объяснять матери, почему у него отобрали спортивную стипендию и вышвырнули из колледжа, принесла Расселу такое сильное облегчение, что его глаза невольно увлажнились. Глядя на меня сверху вниз с высоты своего огромного роста, он пробасил:

– Спасибо, профессор. Вы и в самом деле очень многое для нас сделали. Спасибо вам огромное! – Моя рука буквально утонула в его лапище. Если бы он захотел, то, наверное, мог бы сломать мне пальцы.

– Не за что, Рассел.

Он повернулся к дверям.

– Только имей в виду: я не шучу. Если вы меня вынудите, я все-таки пойду к декану…

Он кивнул и поспешно выскочил в коридор, чтобы я не заметил скатившейся по его щеке слезы.

– Профессор!.. – крикнул уже из коридора Мервин. – Как вы думаете, может, у меня все-таки получится успешно закончить ваш курс?

– Это будет зависеть только от тебя. Ненулевая вероятность этого существует, но на твоем месте я бы постарался как следует подумать над эссе, которое я вам задал. Могу даже дать подсказку, в каком ключе тебе надо работать над ним. Представь, что ты получил отличный пас, но до зачетного поля еще девяносто ярдов, которые надо преодолеть.

– Да, сэр, я понял. Спасибо, сэр! – Он широко расставил ноги и вытянул руку, изображая приз Хайсмана[43]; через секунду его топот донесся до меня уже из дальнего конца коридора.

Они, наверное, уже вышли из здания, а я все сидел в аудитории, прислушиваясь к слабому стуку своего барабана, эхом отражавшемуся от стен. Я сделал все, что было в моих силах, – все, что было задумано и запланировано, я разыграл как по нотам. Наверное, Мэгги могла бы мною гордиться, но победителем я себя не чувствовал. Внутри поселилась какая-то пустота – сосущее ощущение под ложечкой, которое не давало мне покоя. Наверное, дело в том, что бить в барабан имеет смысл, только когда есть кто-то, кто тебя слышит.