Будет так, как я хочу - Ольга Николаева

Глеб немного притормозил только перед самым проникновением. Может быть, давал мне шанс дать попятную, остановиться… Только я ему этого шанса не дала — просто потребовала, чтобы не отвлекался. Если бы он Ольховский был таким послушным и внимательным всегда… Эта мысль оборвалась, недодуманная. Невозможно соображать, когда тебя любят настолько оглушающе. Потерялась в ощущениях, в его шепоте, вздохах, стонах… В запахе, в капельках горячего пота, смешавшегося с моим… Мне так не хватало этого полета, но и летать хотелось только с ним. Ни с кем другим такого даже не представляла.

Брякнулись на землю так же быстро, как и взлетали: меня накрыло почти сразу, хватило нескольких ритмичных толчков, Глеб догнал через пару движений, глухо застонал и виновато прижал лоб к моему.

— Прости…

— Не многовато ли извинений на сегодня? — не узнала свой голос, таким он стал хриплым. Вроде бы, и сорвать было некогда — не успела накричаться, а все же…

— Лучше так, чем молчать и надеяться, что когда-то простишь.

— Ты бы лучше постарался исправить результат, а не всякие умные слова говорил! — должно было прозвучать назидательно, да только моя довольная улыбка все испортила. Можно подумать, Глеб сам не догадался бы, что нужно делать.

И да, он очень постарался все исправить. В том, что касается постели, у меня к нему претензий не осталось.

Мы расслабленно валялись в постели, куда уже успели переместиться после сооруженного наспех ужина. Глеб выглядел чертовски голодным, хоть и старался этого не показывать. А холодильник мой не очень располагал к тому, чтобы кормить здоровых мужчин: пока жила одна, я дома почти не готовила, а предлагать Ольховскому йогурт и творожки мне показалось просто неприличным. Спасли ситуацию пельмени, которые мы когда-то с бабушкой налепили горой, а потом надолго забыли.

Я с каким-то нелепым трепетом наблюдала, как Глеб наворачивает их, не отказываясь от добавки. Когда приходилось, временами, кормить Игоря, заскочившего в гости, у меня такие эмоции не возникали. А Глеба хотелось гладить по макушке и приговаривать «Кушай, милый. Я тебе еще оладушек наделаю и борща с пампушками»… С трудом отогнала наваждение, когда он поймал мой взгляд. Удивленно бровь вскинул, словно спрашивая, что не так, и почему я на него пялюсь.

Понял мое внимание по-своему. Быстро проглотил остатки, поблагодарил и снова потянул к себе на колени. Такими темпами, как мы начали снова расходовать калории, не пришлось бы в магазин бежать, чтобы пополнить запасы провизии.

Я вспоминала события сегодняшнего дня, какого-то сумасшедшего и чересчур наполненного эмоциями, Глеб нежно перебирал мои пальцы, как когда-то давно, в былые времена. Он тоже молчал. Видимо, и ему хватало поводов для раздумий…

Наше блаженное безвременье прервал звонок моего телефона. Глянула на время и подорвалась, как ошпаренная.

— Что случилось, Настя? — Глеб, кажется, хотел подскочить вслед за мной, но я махнула рукой, чтобы он оставался на месте.

— Мои звонят! Черт! Я во времени совсем потерялась! — Носилась по комнате в поисках халата или чего-нибудь подобного, чтобы прикрыть наготу. На счастье, нашла какую-то оставленную на кресле рубашку. Накинула, и только потом приняла вызов.

Хороша, блин, мамаша: села разговаривать с ребенком всклокоченная, в застегнутой на три пуговицы рубахе и с голой задницей. Осталось только не забыть об этом и правильно держать телефон.

— Мама, мама! Пливет! Смотли, что мы сделали с Димой! — сынуля, когда волновался, забывал выговаривать букву «р». А сегодня у него был очень важный повод для волнения: он показывал какую-то штуковину, явно самодельную, но из-за плохой связи я не могла ее рассмотреть.

— Здравствуй, солнышко мое! А что это такое?

Он что-то тараторил в ответ, но чем дальше, тем хуже я его понимала. Макс от этого сердился, волновался и еще сильнее коверкал звуки и слова.

— Позови бабушку или дедушку, пусть объяснят, хорошо? У мамы связь плохая очень, мне тебя не разобрать.

— Настен, да рогатка это обыкновенная, неужели не видно? — в разговор вмешалась мама, которая все это время присутствовала рядом, не вмешиваясь в разговор.

— Рогатка?! Вы что?! Дима где? Я же просила — никакого оружия ребенку не давать. Ну, что это такое, а?

— Настя. Рогатка — это не оружие. Мы ей стреляем только в мишень. Больше ни в кого не целимся. — Я очень любила Диму, бескрайне его уважала. Но иногда его взгляды на воспитание малышей меня поражали, и неприятно. — И потом, что это за пацан такой, что рогатки никогда не держал? Его же засмеют в любой компании.

— Дима, я даже не знаю, что на это сказать… — а ведь я, действительно, не знала. Все время боялась перегнуть палку то в одну сторону, то в другую: не хотела, чтобы ребенок вырос агрессивным и жестоким, но, в то же время, было страшно воспитать маменькиного сыночка.

— Ну, вот когда он будет у тебя дома, применяй свои методы, как угодно. А я должен парню показать все, что должен знать настоящий мужчина.

— Хорошо. Дадите Максимку? Мы с ним еще не успели поговорить… — Это я не успела, конечно. Сам-то малыш уже со мной наобщался и бегал где-то за спинами у взрослых, размахивая той самой рогаткой. Индейские кличи в его исполнении звучали весьма воинственно.

— Сейчас, дадим. А у тебя все хорошо, доченька? — это мама вмешалась опять.

— Да. Конечно. А что? — нервно пригладила волосы, припоминая, в чем я могла проколоться.

— Как-то странно пуговицы у тебя застегнуты… Воротник весь перекошен… И лохматая… Точно все хорошо?

Мама — она на то и мама, чтобы видеть все. Даже то, на что смотреть не надо бы.

— Я уснула нечаянно, мам. Замоталась в последние дни настолько, что пришла домой, в душ сбегала, прилегла и отключилась. А когда ты звонить начала, спросонья металась, как заполошная. Не могла понять, что случилось и за что хвататься…

Пришлось только надеяться, что камера в сумерках не сможет передать мой огненный румянец. Ну, и еще на то, что качество связи хромает. Хотя… если она пуговицу рассмотрела, у них все со связью нормально.

— А… поняла. Надеюсь, душ проверенный?

— Что? Я тебя не понимаю, мам…

— Ну, потом познакомишь, ладно. Ты девочка взрослая, самостоятельная. Да и нормальной личной жизни уже давно не видела.

— Мам, я работаю и учусь. О чем ты?

— Да так, размышляю вслух. Кстати, если у Макса появится брат или сестренка, мы с Димой будем только счастливы.

— Ну, что ты придумываешь, в конце концов?!

— Настюш, не надо стыдиться ничего. В конце концов, для здоровья очень вредно столько лет жить монашкой. Пора заняться и этим вопросом, а не только учебой, работой и семьей. Если хочешь, мы можем Максима с бабушкой у нас оставить еще на подольше. А ты там пока займись и этим важным вопросом.