Близняшки от босса. Сердце пополам - Вероника Лесневская

— Не советую тебе лезть в мою личную жизнь, — рычу, а сам приближаюсь к двери кабинета репродуктолога.

«Абрамов В.А.» — гласит надпись на табличке. Так и не поменялась за эти два года. С тех пор, как мы приходили сюда с Леной. А теперь я явился с проверкой, которая, к слову, уже вовсю орудует в клинике.

— Может, я помочь… — наверняка лицемерит Туманов, но я не намерен больше тратить на него время. Есть дела важнее.

Обрываю связь — и грубо толкаю дверь, распахивая ее настежь.

— День недобрый, Валентин Александрович, — бросаю небрежно и нагло сажусь в кресло.

— Вадим Дмитриевич? — седые брови взметаются вверх. — Так это по вашей наводке, — указывает в сторону выхода, а я киваю довольно. — Что вы здесь устроили? И на каком основании?

— У меня встречный вопрос, — подаюсь ближе к столу и опираюсь локтями о край. — Что ВЫ устроили два года назад?

— Я не совсем понимаю, о чем вы, — мрачно заявляет врач, но все же опускается в кресло напротив. — Поясните.

— Может, скажете еще, что не помните меня? — прищуриваюсь зло.

— Помню, — спокойно листает какие-то бумаги. Нарочно нервирует меня своей невозмутимостью. — И причину, по которой вы обращались, помню. Однако на тот момент я сделал все возможное, чтобы помочь вам с супругой. Несмотря на запущенный случай, у Елены, насколько я знаю, родилась дочь. Значит, ЭКО в немецкой клинике прошло успешно. Какие ко мне могут быть претензии? — впивается в меня изучающим взглядом.

Шумно вбираю носом воздух и тяжело выдыхаю. Я настолько зол в данный момент, что похож на дракона, готового извергнуть пламя — и сжечь клинику к чертям. С трудом привожу себя в чувства, чтобы продолжить разговор.

— Как вы объясните то, что биологическая мать моей дочери — совершенно другая женщина? — припечатываю врача фактами. — И что у нее родились близняшки, одну из которых она якобы потеряла? Какие махинации вы проводите в своем репродуктивном центре?

Разъяренный, я вкратце пересказываю все, что нам со Снежаной удалось выяснить. И слежу за реакцией Абрамова. Ожидаю увидеть страх, панику, раскаяние — да что угодно, но не то, что происходит на самом деле.

С каждым моим словом лицо врача удивленно вытягивается. Дослушав, Валентин Александрович хмурит брови так, что они едва не соединяются в одну линию, и задумчиво постукивает ручкой по поверхности стола. И в момент, когда мне это надоедает и я сам готов взорваться, он вдруг произносит:

— Я говорил вам тогда, повторю сейчас, — четко выделяет каждое слово. — Шансы вышей супруги на зачатие были ничтожно малы. Врожденная патология и нарушение гормонального фона не позволяли ей забеременеть естественным путем. Терапия и другие методы не принесли никаких результатов. Поэтому единственным выходом могло стать ЭКО. Но не стопроцентным. Я намеренно рекомендовал вам клинику в Германии. И врача, которого знаю лично. Вы, в свою очередь, все договоры пропустили через своих юристов, — упрекает меня в недоверчивости. Но он прав: бумаги были в порядке. — Дело не только в специалистах и оборудовании, которые в Германии, безусловно, на высшем уровне… — кривлюсь скептически на этой фразе, — …но и в том, что доктор Вебер, который вас вел, никогда бы не пошел на подлог. И у вашей тещи не имелось конкретно на него никаких рычагов влияния. В этом я убежден.

— Что вы имеете ввиду? — напрягаюсь я. — Говорите прямо.

— У нас со Светланой Григорьевной всегда были напряженные отношения. Я не разделяю ее… кхм… методов, — продолжает юлить, но я не выдерживаю и бью кулаком по столу так, что дерево жалобно скрипит. — Вы не там ищете, Вадим Дмитриевич. Советую вам проверить отделение, которым заведует ваша теща. А заодно все ее связи в медицинской сфере.

— Не беспокойтесь, я залезу в любой, даже самый дальний и темный угол. И проверю каждого, — рычу я, но зерно сомнения Абрамов все-таки посеял в моей душе. — В том числе и вашу «кристально чистую» немецкую клинику, — издевательски цежу. — Пожалуй, с нее и начну, пока вы не успели предупредить коллегу-мошенника, — поднимаюсь с места.

— Не спешите обвинять, не разобравшись, — следует моему примеру репродуктолог.

Мы оказываемся друг напротив друга, на одном уровне, но он смело выдерживает мой испепеляющий взгляд.

Моя профессия наложила свой отпечаток — и я вижу людей насквозь. Странно, но Абрамов ведет себя так, будто действительно верит в собственную невиновность. Что касается тещи… Светлана Григорьевна тогда, два года назад, отчаянно настаивала на смене репродуктолога и была против ЭКО в Германии. Собственно, ее недовольство отчасти и повлияло на мой выбор. Ведь я все сделал вопреки ее «ценному мнению». Однако где-то ошибся…

— Проверка пройдет в полном объеме, — не отступаю я.

— И ничего противозаконного у меня не обнаружит, — твердо стоит на своем врач.

Наше противостояние, от которого искрит в воздухе, прерывает один из сотрудников компетентных органов.

— Вадим Дмитриевич, — мужчина окликает меня, а потом внимание на Абрамова переводит. Намекает, что пришла очередь главного.

— Не буду вам мешать, — хмыкаю и направляюсь к выходу.

Поравнявшись с проверяющим, тихо бросаю:

— Отправьте коллег в родильное отделение, — именно там работает заведующей моя бывшая теща. — А здесь… — кошусь на Валентина Александровича, — …будьте вежливее.

И шагаю прочь.

Доверяй, но проверяй. Таков мой девиз по жизни. Поэтому репродуктолога, несмотря на зародившиеся во мне сомнения, потрясут по всем статьям. А я… все-таки наведаюсь в немецкую клинику и лично побеседую с доктором Вебером. Мне нужна очная ставка, чтобы убедиться в его «честности»…

* * *

— Булочки, ну-ка помирились немедленно, — доносится из холла притворно строгий голос Снежаны, стоит мне открыть дверь. — Целый день игрушки друг у друга забираете. Делиться нужно!

Переступаю порог с улыбкой.

Нервный день, разборки в клинике, совещание с замминистра, под занавес которого я все-таки успел, стычка с Тумановым, что не преминул сунуть свой длинный нос в чужие дела, пробки по дороге домой — все вдруг становится неважным.

Для меня сейчас существуют только крохотные девчушки — мои дочки. И лучшая женщина, о которой можно только мечтать. Правда, чужая и отстраненная. Но в моем доме. И главное — сохранить эту шаткую идиллию.

Направляюсь в гостиную, где прямо на полу, на пушистом ковре с длинным ворсом, расположились мои девочки. Услышав шаги, Снежана отвлекается от малышек и поднимает голову. Невольно любуюсь ею: свежая, красивая и непривычно счастливая. Лицо не испорчено грубым макияжем, волосы после Алиных шалостей предусмотрительно убраны наверх, зато такая прическа открывает вид на тонкую длинную шею. Футболка сползла с одного плеча, оголив острую ключицу.

— Привет, — произносит Снежана одними губами и чуть уголки приподнимает.