Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

Я обиженно ахнула и стала на колени, униженно глядя в землю. Роберту всегда нравилась моя фигура, нравились мои полные груди и бедра. Должно быть, теперь он сравнивал меня с высокой и стройной Елизаветой, потому я стала казаться ему уродливой.

– Не будет больше сказки золотой, да, Роберт? – печально спросила я.

– Что? – Он обернулся ко мне, даже не пытаясь скрыть своего раздражения.

– Я просто вспомнила, как мы были счастливы когда-то. Ты уже позабыл тот последний раз, когда я принесла тебе крем и пироги? – с надеждой в голосе спросила я.

– Конечно нет, – резко ответил мой муж. – Едва ли я забуду ночь, проведенную на ночном горшке и с мучительными болями в животе, вместо того чтобы спокойно спать в теплой постели.

– Лжец! – забывшись, пылко воскликнула я, потому что все это было неправдой, ведь я-то знала, что то была одна из счастливейших ночей нашей супружеской жизни. – Мы занимались любовью, и ты…

Не успела я закончить фразу, как Роберт пнул сапогом поднос, он перевернулся, и на мои лицо и грудь полетели капельки крема, крошки разломавшихся пирогов и осколки битой посуды.

– Я – твой муж! – прорычал Роберт, угрожающе нависнув надо мной. – Не смей называть меня лжецом!

И бросился прочь. Где он провел ту ночь, наверняка я не знала, но легко могла догадаться.

Иногда мы не можем, вспоминая всю свою жизнь, понять, когда именно все пошло наперекосяк, хотя в этом нет особого смысла. Однако я помню. Такой момент в моей жизни настал 17 ноября 1558 года, в день, когда грянули первые заморозки и деревья воздели свои обнаженные ветви к небесам, моля снова ниспослать им молодую зеленую листву.

Пока мы с Робертом нежились в постели, нагие, укутавшись в теплые одеяла, королева Мария испустила последний вздох на радость испанскому принцу. Несчастная королева! Как же больно было ей знать, что любившие ее когда-то теперь молят Господа о ее смерти, чтобы возвести на трон ту, в ком видели последний отсвет надежды, – ее собственную сестру Елизавету.

Мы проснулись от похоронного перезвона церковных колоколов. Я потянулась за ночной рубашкой, которую Роберт вечером бросил на пол.

– Хвала Господу, нет больше Марии Кровавой! – прокричал Роберт, выпрыгивая из кровати, срывая с себя рубаху и подбрасывая ее к потолку. – Она мертва! Наконец-то мертва! Бог услышал наши молитвы и послал нам Елизавету! Теперь Елизавета – королева! Я должен отправиться к ней немедленно, помоги мне одеться!

Я попыталась помочь, но лишь мешала ему своей нерасторопностью.

Мое сердце исполнилось страха, когда я увидела, как он суетливо сбрасывает с себя одежду. Один раз он повернулся ко мне – я как раз показывала ему два камзола – и спросил, какой лучше подойдет к такому случаю. Ему самому казалось, что зеленый бархат слишком мрачный для такого дня, а кроваво-красный – наоборот, будет выглядеть слишком праздничным. Но прежде, чем я успела ответить, он вырвал их у меня из рук и отбросил в сторону, обозвав бесполезной, схватил другой, пестрый камзол багрового, золотого, зеленого и синего цветов, напоминавший костюм шута.

Я потянулась к нему и попыталась задержать, положив руку на плечо, но Роберт оттолкнул меня.

– Дурочка, отойди от меня! Я должен ухватить удачу за хвост!

Лицо его осветилось ликующей улыбкой, какой прежде я никогда не видела, – Роберт так спешил отбыть, что даже сапоги натянул стоя, почти на ходу. Я никогда еще не видела его таким счастливым. Скользнув по мне взглядом, он бросился вниз, перепрыгивая через ступеньки.

Я бежала за ним, звала его, просила подождать – в общем, выставила себя на посмешище перед слугами, изумленно уставившимися на меня. Я выскочила в холл в простом платье из кирзы[22], расшнурованном сзади и сползавшем с плеч, так что постоянно приходилось придерживать его руками, на босые ноги я впопыхах надела украшенные бриллиантами малиновые атласные туфли, первыми попавшиеся мне на глаза, а мои торчащие во все стороны волосы походили больше на стог сена.

Но Роберт не обращал на меня никакого внимания – мыслями он был уже в Хэтфилде, рядом с Елизаветой. Так хотел поскорее напомнить ей, кто был по-настоящему предан ей все это время, что остался глух к моим мольбам. Я вдруг потеряла для него всякую значимость и почувствовала себя настолько ничтожной, что у меня даже засосало под ложечкой. С тех пор Елизавета всегда оказывалась самым важным человеком в его жизни, в то время как я отошла на задний план.

Даже когда я упала во дворе, поскользнувшись на льду и ободрав ладони и колени, Роберт, не оборачиваясь, оседлал своего черного скакуна и привязал к его сбруе ту самую белоснежную красавицу.

Он поскакал по дороге, а я бежала за ним, выкрикивая его имя и махая руками. По моим рукам струилась кровь, но мой муж так и не оглянулся.

Признав поражение, я остановилась и разрыдалась на пустой дороге. Слезы замерзали на моих щеках, а платье сползло с плеч до самой талии, обнажив мою грудь. Слякоть густой кашей покрыла мои роскошные туфельки. Затем ко мне подбежала Пирто, вся румяная от мороза – она походила на огнедышащего дракона, только вместо пламени из ее рта вылетали облачка пара. Нянюшка поправила на мне платье, набросила мне на плечи подбитый мехом плащ и повела меня в дом, бережно поддерживая под руку.

– Он даже не поцеловал меня на прощанье, – прошептала я, прежде чем рухнуть в ее объятия, захлебываясь рыданиями, не в силах больше сдерживать свои чувства.

Именно в тот день я окончательно потеряла мужа. Хотя телом он продолжал изредка бывать со мной, тот Роберт, которого я любила всю свою жизнь, навеки оставил меня. По-настоящему он больше ко мне так и не вернулся, так что в тот день я оплакивала свои разбитые надежды.

На спине белоснежной кобылы, скакавшей во весь опор подле жеребца Роберта, я заметила потрясающей красоты седло, украшенное бриллиантами и отороченное мехом горностая. Сейчас оно пустовало, но я знала, что совсем скоро все изменится…

Елизавета Дворец Хэтфилд, графство Хартфордшир, 17 ноября 1558 года

Я стояла под покрытыми изморозью ветвями могучего старого дуба в парке дворца Хэтфилд, и холодный ноябрьский ветер трепал мою белую юбку. Передо мной преклонили колени графы Арундел и Трокмортон, почтительно прижимая руки к груди и наблюдая за тем, как я надеваю на свой палец тяжелый золотой перстень с ониксом, медленно и торжественно, словно обручальное кольцо. В тот момент я чувствовала, что за мной наблюдает сам Господь Бог. «Такова воля Божья – чудо свершается на наших глазах!» – произнесла я, всем сердцем веря в каждое слово, срывавшееся с моих уст. Меня охватили благоговейный трепет и сладостное предвкушение. Сегодня я встретилась со своей судьбой лицом к лицу, и она подобострастно склонилась предо мной. Всю свою жизнь я шла плечом к плечу, даже, пожалуй, рука об руку с опасностью, но всякий раз сам Господь спасал мне жизнь, уберегая от смертельного удара. И теперь я знала, почему так происходило: все это время живы были надежда и вера в особое мое предназначение, которое наконец воплотилось в жизнь, – я стала английской королевой!