Прежде всего любовь - Эмили Гиффин

– Что случилось? – спрашивает он, отпивая кофе.

Как будто мы старые друзья или хотя бы находимся на равных позициях.

Я набираю воздуха и выдаю отрепетированное вступление:

– Прежде всего я хотела сказать, что работаю на эту фирму уже больше семи лет… и все это время получаю отличные отзывы. Я каждый год выполняла или перевыполняла требования… и работая на полный день, и потом, когда я родила дочь и перешла на половину ставки.

– Да, у вас прекрасная репутация. Спасибо за отличную работу, – серьезно кивает он, но я вижу в его глазах искорки, как будто он знает, к чему я веду, и радуется этому. Наверняка с ним такое уже бывало.

– Над чем вы работаете сейчас?

– Дело Ламберта, – я пытаюсь скрыть неприязнь, но, кажется, безуспешно, – почти одна.

Он присвистывает.

– Ох. Кошмар. Согласитесь, что Голдман очарователен.

– Да, – я улыбаюсь, – безусловно.

Моло ухмыляется.

– Так о чем вы хотели со мной поговорить? О Голдмане?

– Нет. Не совсем. Вообще, нет, – бормочу я. – Я хотела поговорить о работе вообще…

– Ладно, давайте к делу. Вы увольняетесь? Или просто хотите в отпуск? – он допивает кофе и бросает стакан в мусорку, до которой метра полтора. Или два. Попадает. – Я бы рекомендовал отпуск.

Я поражена.

– Да, сэр. Отпуск. Я бы тоже предпочла его.

– Сколько вам нужно?

– Две недели. Или три.

Он поднимает бровь.

– Вы уверены, что этого хватит?

– Три недели.

Моло кивает.

– Может быть, месяц?

Я улыбаюсь еще шире.

– Да. Спасибо, сэр. Месяц – отлично.

– Вот и прекрасно. Повеселитесь, – он смотрит на часы и резко встает, – скажите Голдману и эйчарам, что я вас отпустил. Увидимся через месяц. Надеюсь, вы вернетесь. Но удачи в любом случае.

Я не успеваю сказать ему спасибо или как следует оценить подарок, который он мне предподнес, – мой босс подмигивает и уходит.

После первой встречи с доктором Лазарус, в среду, за три дня до того, как мне должно исполниться тридцать восемь, Гейб входит в кухню с жутко всклокоченными волосами.

– Отличная прическа, – говорю я.

Он приглаживает волосы и благодарит меня.

– Зачем ты встал? – я смотрю на часы на микроволновке.

Шесть сорок, через пять минут я должна выйти из дома, но будильник Гейба обычно в первый раз звонит через добрый час.

– Хотел тебя застать, – он зевает и открывает холодильник. Достает пакет грейпфрутового сока, встряхивает и наливает в стакан. – У тебя же день рождения на днях.

– Я думала, ты забыл.

– Я и забыл, но потом вспомнил, – признается он безо всяких угрызений совести. – Почему ты мне не напомнила, как обычно?

Я кладу свой бутерброд с арахисовым маслом на бумажное полотенце, вытираю пальцы о краешек и отвечаю:

– Я пытаюсь стать менее эгоистичной, потому что готовлюсь стать матерью.

– И как тебе? – он протирает глаза.

– Сложно. Как будто я Саманта Бейкер.

– Кто? – обычно он сразу понимает все киноотсылки.

– Да ладно. Молли Рингуолд. Шестнадцать свечей. Помнишь, как все забыли про ее день рождения из-за ее сучки-сестры?

– Ну, «Фейсбук» такого не позволит.

– Тебя нет на «Фейсбуке».

– А Пит наверняка есть, – он застенчиво смотрит на меня. Явно проверяет.

– Хорошая попытка.

– И что, у вас есть планы?

– Нет. У меня нет планов, – и я демонстративно принимаю свои переполненные фолиевой кислотой таблетки, запивая их остывшим зеленым чаем. Чай попадает не в то горло.

– И что ты будешь делать?

Я думаю секунду и уверенно отвечаю:

– Пойду куда-нибудь и нажрусь.

– Ну да, все матери так делают.

– Это мой последний шанс. Надеюсь, других дней рождения без ребенка у меня уже не будет. Закажешь столик в каком-нибудь забавном месте?

– А Сидни не может?

– Гейб, – скулю я, – это ты мой лучший друг, а не она.

– Ладно, – вздыхает он, – но хоть намекни. Куда ты хочешь пойти и кого пригласишь?

– Я уверена, что ты сам все отлично решишь. Ты никогда меня не подводил, – как будто я мало на него давлю.

– Хорошо. Пришли мне номер спермо-парня. Ты ведь хочешь его пригласить?

– Конечно. Обязательно.

– А как у него с количеством сперматозоидов, кстати?

– Ну, он начал носить боксеры вместо плавок. Перестал ездить на велосипеде. Отказался от сауны и горячих ванн. Сперма лучше всего функционирует при температуре от тридцати четырех до тридцати пяти градусов.

– Ты же шутишь, правда?

Вообще-то, шучу. Но я просто пожимаю плечами – в кои-то веки, хоть раз, мы поменялись ролями. Обычно это я смущаюсь и ничего не понимаю. Гейб говорит себе под нос, что я сошла с ума, а я вылетаю из дома страшно довольная собой.

Как ни странно, тем же утром доктор Лазарус оставляет мне сообщение – дескать, она получила результаты моих анализов и просит меня перезвонить. Я переслушиваю его три раза. Тон у нее нейтральный, но меня переполняют ужас и отчаяние. Я уверена, что она хочет сообщить мне невыносимые новости, я с трудом собираюсь с силами и объясняю детям разницу между твердым, жидким и газообразным. Как только уроки заканчиваются, я звоню ей и почти кричу в трубку:

– Просто скажите все как есть. Я не могу иметь детей? Мне стоит задуматься об усыновлении?

Она молчит несколько ужасных секунд, потом смеется.

– Нет, Джози. Все не так страшно…

– Не так страшно?!

– Вообще не страшно.

Я вытираю слезы облегчения, а она спокойно продолжает:

– Все в порядке. Вы совершенно здоровы.

– То есть я могу родить?

– Да. Вы, скорее всего, можете родить. Но ваш овариальный резерв – это количество и качество яйцеклеток, основной показатель фертильности, – немного низковат для вашего возраста.

– То есть… как будто мне сорок, а не тридцать восемь?

– Что-то вроде того, – кажется, она улыбается, – паниковать незачем. Но, если вы уверены… на вашем месте я не стала бы тянуть.

– Сколько времени у меня есть?

– Это ненаучный вопрос. Но на вашем месте…