Константа - Александра Лимова

— Да, — глухо отозвался Зеля, и Костя, посмотрев в лицо несколько бледному парню, негромко спросил:

— Почему не пользуешься? — подождал несколько секунд и качнул головой в сторону Зелимхана, почти сразу отворившего дверь, — рано. Тебе пока еще очень рано.

Парень направился на выход. Зелимхана, поджав уголок губ смотрел в стену, а через мгновение, после того как дверь за Исой закрылась, направился к Косте, встав в шаге перед развернувшимся ним.

— Это была моя ошибка, — негромко и твердо произнес Зеля, глядя в глаза Анохина. — Я знаю его родителей, это достойные люди, воспитавшие достойных сыновей. Он не совладал с эмоциями, мне очень стыдно. Я прошу принять мои извинения. — Сдержанность, воспитание, строгие требования к себе, а значит и к окружению, породившие самоуважение и уважение к нему, все это в ровных интонациях с отчетливо сквозящими нотами действительно стыда за произошедшее.

Анохин, глядя ему в глаза, повел подбородком. Это не было кивком, это было принятием прошения Зелимхана с одновременной отдачей уважения такому поведению и предпосылкой для очищения совести мужчины, считающего, что навлек позор.

Зелимхан еще несколько секунд смотрел ему в глаза, а потом направился на выход. Костя тронулся с места, как только он покинул помещение, обошел стол, чтобы остановиться позади кресла Сани. Тот глубоко и бесшумно вдохнул, не моргая глядя в стол перед собой, когда Костя опустил руку на спинку его кресла, а пальцами второй руки уперся в столешницу перед ним и, немного нависнув над ним, осведомился:

— Лёд или снег?

Саня прикрыл глаза и неслышно, протяжно выдохнул. Но не ответил. Анохин едва заметно качнул головой и сжав челюсть, метнул краткий взгляд на нехорошо прищурившегося Кирилла, слегка приподнявшего бровь, тяжело глядящего на Саню, а потом в упор посмотрел на Аркашу, отвернувшего лицо и глядящего в пол. Через секунду, обращаясь к Сане, произнес:

— Три раза посмотрел в пустой угол. Ты на измене. Я спрашиваю, что ты употребляешь: мет или кокс?

Он стоял у тонированного эркерного окна. На улице пасмурно, в конференцзале включен свет, он стоял там и видел всех. Видел, как Андрей метнул бутылку, видел, куда смотрел Саня, видел… меня… в голове эхо, что я, за время творящейся вакханалии, пережившая несколько ошеломительных открытий, могла сдать себя мимикой. Могла, когда он смотрел на всех, стоя спиной…

— Кокаин. — Едва слышно признал Саня.

Хмыканье Кости. Холодное. Отмеренное. Тихое. Парадоксально ощущаемое как яростное. Он смотрел не на Саню, на Аркашу, повернувшего голову и отвечающему ему нарастающим напряжением во взгляде.

— Аркаш, ты не можешь уследить за братом, которого знаешь, — в голосе Кости почти нет эмоций, интонации почти ровные, улавливается лишь легкое эхо раздражения, ни грамма не отражающее что и какой силы он на самом деле испытывает, — так как ты будешь следить за десятками людей, которых не знаешь? — вопрос повис в воздухе. Напряженные зеленые глаза против потемневших светло-карих. И следом резкое и безапелляционное, — деклайн твоего перехода.

Аркаша прикрыл глаза дрогнувшими ресницами и повел головой, не то в вынужденном согласии, не то подавляя внутренний взрыв отразившийся легкой бледностью лица. Ядерный взрыв, очевидно, ибо тут же попытался вмешаться Саня, на секунду с силой закусивший губы, глядя на брата. Сжал переносицу до побеления пальцев и, стараясь говорить ровно, произнес:

— Отец назначил переговоры, у него может возникн…

Прервался, потому что пальцы Анохина стиснули его подбородок и рывком повернули лицо к себе, чтобы, глядя в глаза, интонацией абсолютно без акцентов эмоций, монотонной и пробирающая серьезностью, отрезать:

— Ваш отец сейчас я. — Пальцы разжались одновременно с отчетливым проявлением то ли вины, то ли стыда, то ли всего вместе, отразивших внутренний болезненный разлом в кратком, неровном выдохе Сани и еще более кратком кивке. — Почему вы оба еще здесь, дел нет?

Они поднялись одновременно. Не глядя ни друг на друга, ни на кого вообще. Шаг ровный, в полной тишине к дверям. Тихий щелчок замка и негромкий протяжный выдох Тани, рядом с которой чуть присел на стол Костя, выложив перед ней свой телефон, глядя перед собой в стену.

— Налоговая прислала им запросы за три года. — Голос снова спокойный. — Электронного документооборота у них нет. Требования вразнобой, офис парализован потому что они собирают документы. Вручную. Что ты должна была сделать там, где тебя приняли на стажировку и уже отдали аванс за переход… что ты должна была сделать там, Татьяна, прежде чем вылететь сюда?

— Сказать, чтобы отсканировали листы требований, из ПДФ перевели в Ворд, из него в Эксель и сортировали по номерам. — Спустя недлительную паузу ответила Таня, глядя в текст смс на дисплее телефона Анохина.

— Почему ты этого им не сказала? — спросил опять-таки очень спокойно. Таня сжала губы все так же напряженно глядя в экран его телефона. — Татьян, — позвал, чуть повернув голову в профиль и когда встретился с ней взглядом, немного приподняв бровь, негромко спросил, — деклайн?

— Нет, — тотчас отрицательно качнула головой она, твердо глядя в его глаза. — Нет. — Перевела взгляд в стол и начала быстро собирать бумаги, — приоритетность задач некорректна. Я исправлю, Константин Юрьевич. Могу идти?

— Да.

Костя, все так же сидящий на краю стола не поворачивал голову в сторону Кирилла, на пару мгновений с силой сжавшего ладонью глаза, как только дверь в очередной раз закрылась за ушедшим. Костя не смотрел на него. Не посмотрел и тогда, когда Кирилл, глядя перед собой, произнес:

— Приоритетность. — Вставая с кресла Андрея, едва слышно с эхом извинения в ровной прохладе, — исправлю.

— Проверь рабочие симкарты для дачи команд по холодным. — Сказал Костя, все так же не поворачивая лица к нему, почти дошедшему до двери, — вероятнее всего были перевыпущены.

Кирилл сжал дверную ручку, прикусил губу, качнув головой и проронил быстро:

— Контроль над мультиподписью и звонки с замененных симок для одновременного подключения кошельков. Да, это же логично… — вынув из кармана брюк телефон, открыл дверь и перешагнул порог, кивнув на Анохинское «подожди меня в машине».

Костя еще некоторое время сидел ко мне спиной на краю стола. Я, только сейчас осознавшая, что не дышу, и что в мыслях витает слабая надежда отделаться малой кровью, мгновенно оставила все надежды, когда он повернулся и сел в кресло Тани, прямо напротив меня. Глупо надеяться…

Это были его люди, едва не поднятые сегодня на эшафот и, тем не менее, отхватившие от него пиздюлей за относительно небольшие косяки. Относительно небольшие, потому что я не из его стана, я из чужих, и я знаю, кто увел их деньги… А он понимает, что я здесь не просто так. Что он и не стал скрывать.

Я осознала, что значит взгляд Медузы Горгоны. Поняла отчетливо, потому что, действительно, буквально каменеешь под таким взглядом.