HOHMO SAPIENS. Записки пьющего провинциала - Владимир Глейзер

Из-за сортира повеяло благолепием. И к корчме потянулись знатоки и сопьющие. Особенно стайки слабозамужних девушек-интеллигенток в очках и с сачками в телесном диапазоне от 60x60x60 до 90x90x90. Их неимоверное количество объяснялось перегруженостью штатов закрытого противочумного научного института «Микроб», где просиживала рейтузы старший орнитолог по секретному научному направлению «Перспективы развития соколиной охоты на болезнетворных тушканчиков» гостеприимная супруга корчажника, греко-римская красавица Наташа К — о (в далеком девичестве — Фемилиди).

Страна советов за бубонную вредность платила чумовым девицам не деньгами, а четырехчасовым рабочим днем и двухмесячным отпуском.

Ах, если б милые девочки все садились на сучочки, а не на пеньки и травку за сортиром, быть может, пойло добродило бы до перегонки. Бражку выпили по-научному — априори. Всю. Все, человек пятьдесят, — и мы с предусмотрительным Саней тоже. Сорок ведер. Подчистую. Ну, и хрен с ней! Зато все, как и холерные мужики-сантехники, живы и здоровы. Жаль, писатель умер. Не от того лечили старика лекари и знахари, сволочи! Пил бы — жил бы.

Вскрытие показало, что в совершенно здоровой печени могучего старца умудрилась расположиться на ПМЖ финна — очень крупная личинка паразита эхинококка, которая несколько лет пила из классика соки вместе с алкоголем в биологическом симбиозе. Когда литератор неожиданно для сожителя бросил пить, бедная безответная финна умерла с горя и начала выделять трупный яд, сведший в могилу хозяина.

Чешский аппарат «Дер кредер шнапс» безотказно прослужил делу нашего самоочищения лет десять с лишним, несмотря на гарантийный срок в один год зарубежной фирмы-изготовителя.

Комната № 56 в НИИМФе СГУ пользовалась дурной славой: в ней безнаказанно пьянствовало ядро оргкомитета. Для справки: НИИМФ — Научно-исследовательский институт механики и физики, СГУ — Саратовский государственный университет. Оргкомитет — общественный орган управления «Диминой школы», раз в две зимы собираемого в санатории на Волге научно-учебного семинара под патронажем бывшего ректора Шевчика и руководством будущего ректора Трубецкова, с подачи которого я бессменно членствовал в оргкомитете в должности связиста с общественным питанием и тамады.

Заведовал комнатой № 56 ученый великан Толя Зборовский, на двух письменных столах вымучивали диссертации будущий профессор Безручко и будущий народный избранник Исаев. Аспирант Четвериков снимал угол с тумбочкой. На хозяйстве находился старейшина НИИМФа старший лаборант и народный умелец Тименков.

Бывал там и я, причем довольно регулярно: дважды в месяц в аванс и получку (касса была в соседней комнате), а также по торжественным дням — в чьи-нибудь именины (именины, а не дни рождения!) и предпраздничные дни. Пунктуальный и благообразный Толя держал святцы и численник, в котором кроме всесоюзных дней международной солидарности и Великой Октябрьской революции красным карандашом были отмечены дни шахтеров, работников лесной промышленности и т. д. Хозяйственный Тименков держал для меня табуретку.

Безнаказанность наших застолий была абсолютной, причем недоброжелатели знали только половину причины вопиющего безобразия: гуляют люди Димы Трубецкова (бери выше — Шевчика)! Я и Толя знали всю: нашим тайным покровителем был сам начальник режима — чекист Кравцов!

Повязаны мы были с органами семейными узами. И вот какими.

Откомандированный из Системы по выслуге лет подполковник попал в систему вузовскую, о которой если что и знал, то понаслышке. Однако профессиональная наблюдательность и природное чадолюбие навели старика на мысль, что его безработной невестке Вале самое время стать студенткой филфака. Школу она закончила давно и так себе, а значит, без бульдозера на престижный факультет ее не пропихнуть. Бутылочной простоты решения вопроса органист в штатском не представлял и обратился к старшему по званию и должности начальнику режима всего университета полковнику Назарюку. Последний имел не только значительный стаж внутривузовской подковерной интриги, но и реальный опыт поступления на физфак своего сына, вступительную контрольную по математике которому писал я. И не только ему.

Дело в том, что единственной в моей жизни профессией, нужной людям, была ежегодная сезонная работа решалыциком конкурсных задач. Я щелкал их как семечки еще со школы и добился удивительных результатов за годы вынужденного безделья в СГУ.

Организатор мероприятия всеобщий любимец Вова Степухович тайно приносил, а потом заносил через общий сортир нашей с ним лаборатории и опечатанного зала абитуриентов мое стопроцентное решение вступительного конкурса для всех желающих. Причем делал это бескорыстно, чем многих удивлял и радовал.

Так вот, более главный чекист сдал меня менее главному, и тот через Толю обратился ко мне за подмогой. Дело это в те годы было плевое, пузыревое — сказал собутыльникам, они сделали. От неожиданной простоты решения крупной семейной проблемы чекист Кравцов расслабился до должностного преступления.

Он вызвал нас с Толей по отдельности. Что он наговорил дружку, не знаю: Толя — мужик железный. А вот что мне, поведаю. Как написал генерал Лесли Гровс об американском атомном проекте: «Теперь об этом можно рассказать». Я, правда, и тогда рассказывал, но мне мало кто верил.

Проводит в служебный кабинет. Дверь изнутри запирает. Открывает сейф в первый раз, достает бутылку коньяка. С подоконника — закуску легкую.

— Спасибо, — говорит.

Выпиваем.

Открывает сейф во второй раз, достает бутылку коньяка, разъясняет, за что спасибо. Выпиваем. О жизни поговорили, допиваем.

Открывает сейф в третий раз! Достает спирт и какие-то бумажки. Выпиваем под рассол. Переходим к преступлению.

— Володь, а ты знаешь, что в НИИМФе стучат?

— Догадываюсь.

— А сколько их?

— Не догадываюсь.

— Много, Володя, много! И на тебя стучат.

— Да хрен бы с ними! Я безобидный, только языком молочу.

— Вот об этом и стучат. Смотри, я вот тут подпись пальцем прикрою, не могу по службе псевдонимов разглашать. Но ты и так поймешь!

Показал три бумажки. Все начинаются присказкой: «Источник сообщает». Дальше — полная херня, но с датами и описанием места встречи, где я трем источникам три составные части про лично Леонида Ильича рассказывал. Точно излагают, культурные люди, с передачей художественных особенностей. Ну, одного-то я просто по почерку узнаю. Двух других — по обстоятельствам места и времени. Чуток охуеваю: зачем?

— А затем, — говорит предатель ВЧК, — что на этом у нас вся Система держится. Но ты не дергайся, дальше меня не уйдет! Гуляйте с Толей, развлекайтесь в народной традиции, я и подслушку от пятьдесят шестой отключил. Давай на посошок и на брудершафт одновременно. Спасибо вам сердечное от всей семьи! Мысленно с вами, ваш Кравцов.

Вот такой зонтик держал над нами сентиментальный гэбэшник.