Полдень сегодняшней ночи - Дмитрий Володихин

На двух машинах они тихо плелись за осторожным арьергардом бойковцев. Старались никому не попасться на глаза. Вроде бы получилось. При въезде в Москву пришлось задержаться. Пристали какие-то в фуражках, с автоматами: вылезай, мол, вылезай, рожи кавказские, по чью душу с топорами и дубинами едете, мол, обнаглели, среди бела дня, в машине… Мортян долго разбираться не стал. Вышел, показал, какая именно у него рожа…

Кажется, ни один не успел до рации добраться.

Из-за этой досадной задержки дружину они упустили.

О! Знал бы Мортян какой судьбоносный смысл имел его выход из машины со всеми вытекающими для столичной милиции! Скольких серьезных и высоких людей поснимали с высоких должностей и отправили в глухую провинцию только за то, что некому распроклятому нижнему чину выдали оружие, хотя он пребывал в состоянии глубокой наркотической ломки… И как только этот самый нижний чин-душегуб оказался в рядах органов? Ну и зверски же он обошелся с нарядом коллег по службе, прежде чем сам себе перекусил глотку или что-то в этом роде! Многие еще помнят суровый приказ «О недопущении…», воспоследовавший инциденту…

Но Мортян, разумеется, ничего об этих катаклизмах не знал и даже не подумал поинтересоваться. Пришил служивых, и полегчало ему. Кварталы, где могла бы находиться база дружинников, он знал очень и очень приблизительно. Поэтому «ударники» Глотки бессменно дежурили на въездах-выездах без малого сутки, покуда не засекли бойковцев. Некий дедунюшка разводил вражью силу по постам.

Ну, бесячий сержант, конечно, порадовался такому фарту. Вылез из машины, вынул из кармана кошелек, то бишь портативный полевой передатчик Р-701 м, не новая, но надежная модель. Расхлябил ему нутро и затянул длинное заклинание настройки:

– Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду расскажи… – спецам по связи было чхать, что Р-701 во всех модификациях последних пятидесяти лет не производили в виде дамских зеркалец. В виде зонтиков, носовых платков, кошельков, раковин каури, кактусов в горшочках, членообразных амулетов и даже в виде консервных банок. А зеркальца давно сняли с вооружения. Но им, как уже говорилось, чхать. Поэтому, бывало, резидент где-нибудь в Джакарте, сидя за столиком летнего кафе, сжимает в руке засушенный фаллос примата и все просит у него, мол, зеркальце, скажи…

– Отставить настройку, сержант! – скомандовала голографическая рожица полковника, разевая рот в окружении всякого рода бумажек и монеток. – Отставить, я тебя и без нее прекрасно воспринимаю.

– Слышу вас нормально. И вижу тоже. Прием.

– Спасибо, я знаю. Обнаружил?

– Нахожусь в четырех сотнях шагов от базы противника.

– А тебя – обнаружили?

– Противник ведет себя тихо.

– То есть ты не знаешь, но вроде нет?

– Так точно.

– Сержант, я отключусь, после этого пройдет три раза по 666 ударов сердца, и мы тут начнем отвлекающий маневр. А ты дождись, пока запасные смены не выскочат, и давай, режь им полосы защиты, атакуй. Твое дело – убрать хотя бы одного витязя. После этого быстро отходи. Сразу же! Я так думаю, их воевода там лежит в полумертвом состоянии при минимальной охране. Это и есть твоя главная цель. Понял?

– Так точно.

– Повтори.

Повторил. Зеленый Колокольчик помедлил немного. Видно, хотелось ему изречь что-нибудь ободрительное, например, напомнить, сколько свободных вакансий в гномьих шахтах. Однако, удержался. Матерые бойцы чистой силы самую малость толстокожи. Пугаются огня, только когда уже сгорели наполовину. Что им угроза на расстоянии? Да звук пустой. Поэтому Пятидесятый только и сказал:

– Все. Действуй. Отбой.

Ну, затаились, в смысле скрытно сосредоточились, ждут. Двухэтажный жилой дом их тутошняя база, вывеска на первом этаже «Металлоремонт», а подвалов, наверное, несчитано-немеряно.

Скоро и впрямь выскочил оттуда парень с Лезвием, от коего упаси, владыка, да еще шесть дружинников при полной б/выкладке. О! Пулемет тяжелый унесли, дрань беспородная. Приступать пора бы.

Мортян выслал Тирсицкого – понюхать место. По линиям защиты Тирсицкий – первый спец. Тот вышел во двор, чудо-чудом, харя в бинтах, рога в парике спрятаны, лапы в полусапожки вставлены с высоким каблуком – чтобы было куда копыта вдавить, для маскировки, стало быть. Прямо херувим подколодный! Детишки там играли, бабули посиживали, мужики у гаражей все прикидывали, что бы им сегодня капитально разобрать… Никто и глазом не моргнул. Такая живая чума меж ними прошла, а они смотрели-смотрели, но ничего странного не заметили! Вернулся Тирсицкий, говорит, обычно у них две линии, ну три, а тут глубже, четыре, кажется. Первая – тупая стандартная антимагия. Вторая – биозачистка. Третья поставлена на сплавы, каких на в Срединном мире нет, потому что еще делать не научились. Последняя… не поймешь. Что-то там хитрованское. Вроде бы, на звук бесячьих шагов реагирует. Удумали, отродье херувимово! Копыта, значит, когда по твердому скребут, у них там датчик срабатывает…

Первая линия за помеху не считается. Что там в простых сельских бесях – магического! А вот вторую уже не обманешь. Дошли до нее, а дальше Мотрян погнал пятерку людей, давайте, мол, рвите входную дверь гранатами, косите всех под корень, а мы на звук приспеем.

Ну, побежали они. Вошли туда. Потом – грох! – и сейчас же стрельба пошла горячей горячего… Все бы хорошо, только грох этот самый был вовсе не от гранаты. Просто шум, чье-то тело упало, пару шкафов зацепив, или навроде того. Словом, не по делу начало задалось… Тогда бесячий сержант решил использовать секретное свое оружие. Подбил он на такую операцию химеру: она от ранения своего отошла, на противника озлилась как следует. Да он ее от самого лагеря еще и не кормил, таким гневом набухла, что сам стал побаиваться. Как бы не сорвалась. Из своих никто об этом не знал, понятно. Кроме полковника.

Материализовалась молодица в пяти шагах от земли, прямо перед носом у Мортяна. Бр-рр. Никак к химерам не привыкнешь. Даже бесям они чужие… Беси, они в простой бубенной масти, маги, – те червовые, тоже понятный народ. А вот химеры, мороки, демоны, духи – в трефах. Трефовый капрал химера Стассиссуэссассия, для знакомых Стася, для близких знакомых Су… Говорят, химеры сладко любятся, ну да не про нашу честь. И где у них, серафим раздери, знаки различия крепятся? Все ж прозрачное! Ну, свистнул ей команду «фас» на химерьем. Стася-Су живо попрозрачнела почти до полного растворения, спикировала в двери…

Оттуда крик, свисты-шипы молодицы, которая добычу для себя сыскала, но никто не выходит.

Мортян кивает Тирсицкому, мол, пошел. Сам за ним, Пляу прикрывает сзади. Когда внутрь зашли, сержанту хватило одного удара сердца, чтобы понять: дело вконец проиграно.

Полуподвал, ступенечки вниз, а там поворот и узенький такой коридорчик. Лампочка светит едва-едва, барахло какое-то, мебель, железный сейф полкоридорчика перегораживает, чуть дальше – дверь, в щепы разбитая… Пятеро молодцов-«ударников» по коридорчику раскиданы-разбросаны. Кого-то продырявили, а кого-то Лезвием на отдельные куски разделали. Крови по полу – по стенам разбрызгано щедрей щедрого. Видно, где-то они все-таки демаскировались. Стасенька обняла какого-то дружинника ласково крылами и тихо переваривает. Мужик мельчает на глазах, уже явный не жилец. Еще пятеро по ней лупят из огромнейших пистолей, это ей как горох, а вот со стены свисает под немыслимым углом девка с Лезвием, вся, как хамелеон под цвет обоев-мебели, это у них форсированная маскировка, штатное такое снаряжение, и, сволочь, открамсывает своим оружием кусочек за кусочком от трефового капрала. Ясно, что химерочка вместе с едой своей тут же окочурится. Так вот, чтобы понять всю эту басню, бывалому сержанту больше одного удара сердца не понадобилось.