Полдень сегодняшней ночи - Дмитрий Володихин

Бойков закашлялся. Просипел:

– Так выпьем за это еще чайку.

И выпил.

– Ты, конечно, для дела человек полезный. Очень даже полезный. И терять тебя мне не хочется. Но сам посуди: если у вас с ней выйдет какое-нибудь прискорбие, служить у нас тебе будет очень неудобно. Поедешь тогда к соседям, подальше. Так что постарайся, парень, чтоб у вас все было красиво…

– И что ж мне теперь делать? Дело ясное, что дело темное…

– Не знаю я. С самого начала предупредил, что не знаю. Сам думай. Если уж у вас с Машкой сладится, давай с ней как-нибудь… раздумчиво. И с Андреем по душам поговори. Только вот не пойму, о чем… В общем, извини. Я твой командир, а чего от тебя хочу, не понимаю. Хочу, чтоб в дружине было мирно. Ну и еще, чтоб Андрею…

В этом месте воевода окончательно запутался и только махнул рукой:

– Ладно, ступай. Карту вон ту поближе придвинь, и ступай.

Вышел Мечников, и мысли его разбрелись самым беспорядочным образом, подобно тараканам на запущенной кухне, когда хозяйка, проснувшись в ночную пору и за каким-то, невесть каким, делом забредет туда, по дурости включит свет, да как глянет… И все-таки, что за нелепая притча – любить раздумчиво! Не легче ли на ушах сплясать?

Впрочем, недолго новобранец загонял разбредшееся стадо мыслей по стойлам. Побеседовать в Петровичем по душам, пожалуй, стоило. Правда, не совсем понятно, с чего начинать, как говорить и даже, по большому счету, что именно говорить… Начало выходило точь-в-точь, как у воеводы. Умело и даже, положа руку на сердце, филигранно сумел он обучить младшего витязя нехитрому упражнению делай-как-я… Эти упрямцы отважно исповедовали специальную стратегию для сражений в тумане или какой-нибудь иной невидимости: ввязаться в драку, а потом обстановка вынуждена будет проясниться.

…Собственно, Мечников далеко не сразу понял, что такое Петрович в их дружинной иерархии. Поначалу он полагал: начальник штаба при командире-Бойкове. Потом подобрался к истине поближе – очень усталая душа. При такой степени усталости никто не может быть безжалостным настолько, насколько это необходимо для воеводы. Притом, только очень мудрое и очень опытное существо сумело бы вырастить-выпестовать себе на смену ученика, посадить его на собственную шею и полностью покориться его воле… В конце концов, Павел добрался до сути. В старшем витязе было более всего того духа, которым держалась дружина. Если Бойков – пламя, то Петрович – хворост, на котором оно пылает…

Минул час. Третья смена вернулась из церкви, а с ними и старший витязь.

Вот Павел зашел к Симонову и раскрыл рот, ожидая, как придет к нему тот самый невнятный зачин, без которого не обходится добрая половина мужских разговоров по душам. Бог весть, какой нонсенс пришел бы Мечникову в голову, однако говорить ему не пришлось.

– Вот я и говорю, милостивый государь: совершенно не нужно быть телепатом. Да-с. У вас, я полагаю, произошел некий разговор с многоуважаемым господином Бойковым, и тот не преминул деликатнейше сунуть нос в чужие дела.

– Н-да. Мы поговорили… – с острожной неопределенностью прокомментировал Мечников.

– Любезнейший воевода, когда у него отказывают руки и ноги, не оставляет попыток принести службе пользу всеми прочими органами… м-м-м… Язык, как вы, несомненно, поняли, имеется в виду.

– Понял.

– Так вот, я уже имел честь сообщить, что нет необходимости читать чужие мысли, когда желаешь узнать… м-м-м… какова квинтэссенция высказываний… м-м-м… столь умного человека о твоих интимнейших проблемах. Держу пари, Кирилл сказал нечто вроде: «Я ищу только мира в дружине…» Не желаете ли подтвердить, милостивый государь?

– Э-э-э… Мгм.

– Я так и думал. Что мне остается? Я знаю это назойливо приглядывающее за ближними своими существо на протяжении четырехсот лет… Пожалуй, оно… в смысле, он… начало бы так: «Я хотел сказать тебе… не совсем понимаю как… И не совсем понимаю, что именно…» – со своими характерными многозначительными и псевдоробкими паузами! И, пожалуй, оно, это существо, где-нибудь в середине обязательно бы вставил: «Я не специалист в амурных делах…» – нет, он сказал просто «в таких делах», и м-м-м… «У меня самого все это получается как-то незамысловато и само собой…» Это он-то «не специалист»! Пронырливый ловелас!

– Просто.

– Что именно кажется вам простым?

– Он сказал «получается как-то просто». Он не сказал «получается как-то незамысловато».

– Да? Это, знаете ли, коренным образом меняет дело!

– Э? Хм?

– Что и требовалось доказать. Вы полностью признали мою правоту! Мне остается лишь одно: подтвердить все те нелепости, которые этот невоспитанный юноша вам наговорил. Поскольку он тоже знает меня на протяжении четырехсот лет, какая чепуха не явилась бы из его уст, он, несомненно, прав. Вам, поверьте, не о чем беспокоиться.

Между прочим, в этот момент Мечников перевел дух. Было бы намного хуже и намного сложнее, если бы воевода ошибся, если бы причины беспокоиться все-таки возникли. Он не боялся. Но и ссоры тоже не хотел.

– Теперь, Павел, я считаю наш разговор о Машеньке полностью исчерпанным. Вы можете смело излагать ту легенду, которую избрали в качестве предлога для маленьких разведывательных negotiations… относительно той же Машеньки.

Очередная подковырка Симонова застала Павла врасплох. Его… как бы это получше выразиться? – самую малость заклинило.

– А-а-а… – произнес он, – а-а-а… поделитесь боевым опытом.

Собеседник глянул на него оторопело:

– Неужели я понимаю это высказывание правильно?

– Нет.

– Слава тебе, Господи!

Тут уж Мечников додумал страхолюдную фразу до удобопонимаемого вида:

– Я имею в виду настоящий боевой опыт. Ваши воспоминания о сражениях с нечистой силой – бесценный источник для молодого бойца вроде меня, и…

И запнулся.

Андрей Петрович хохотал долго, заливисто и самозабвенно.

– Бесценный… о-хо-хо-ха-ха источник… ахха-ха-ха-ха… для молодого… и-а-ххо-хо-хо-ха-ха… о Боже… о Господи… ха-ха-ха… спаси и помилуй…

А когда отсмеялся, сказал:

– Прости меня. Я вел себя неумно. Этакий старый напыщенный петух…

Мечников еще разок перевел дух. Радость какая, Петрович опять перешел на ты. Не желая спугнуть зыбкое мгновение веселого покоя, господин младший витязь осмелился улыбнуться. Говорить в ответ ничего не стал.

– Что ж, нет худа без добра. И Кирилл, и Машенька знают наизусть все мои байки. Слабость, знаешь ли, к воспоминаниям не находит необходимой отдушины. Пожалуй, ты, мой мальчик, попался. Ты даже не представляешь себе, как и во что попался. Да ведь тебя только что подали на стол в керамическом горшочке под изящным соусом. В качестве свежего и благодарного слушателя… Вот, хотя бы это. За два года до заключения Конкордата, в Любеке…