Каникулы вне закона - Валериан Скворцов

В судьбу он верил. И видел во мне её посланца.

Вербовать приходилось, однако, человека с существенными недостатками: он пьянел и становился сентиментален…

Желтоватый софит высветил в центре зала круглую платформочку. Таинственный баритон прошипел в микрофон: «Женщина-вамп, господа!» И два подавальщика вышвырнули в освещенный круг немыслимых изгибов создание двух метров роста и, что называется по-французски, «торс ню», в одной багровой юбке, ниспадавшей складками ещё на метр с лишним. Создание тут же сорвало юбку и осталось в одних лакированных туфлях. Плясать ему не требовалось. Плясали по обнаженному телу кровавые блики. На полусогнутых из-за высоких каблуков кровопийца-стриптизерша двинулась в сторону нашего столика, поскольку остальные пустовали, впрочем, как и «Палас», насколько я заметил у входа…

Двое приставленных ибраевцев, скорее всего, остались в вазовской «шестерке» на морозе. Деньжат на «Палас» им не полагалось, я думаю.

Красные ноготки, выдвигаясь, наращивались со скоростью сантиметр в секунду. Квадратный ртище раздвигали серебряные клычки.

— Класс, — сказал Олег. — Класс, блин! Вот с кем парить кочерыжку… Класс!

Подвернувшийся подавальщик едва трепыхнулся в крючковатых ногтях вампирши, которая рвала и отбрасывала клочками его одежду. Клыки полоснули по горлу бедняги, длиннющий сизый язык вылизывал обнажившееся из-под драного тряпья тело, вымазанное куриной, я думаю, кровищей, выдавленной из пластиковых пакетиков под мышками жертвы.

— Класс, верно? — перекричал Олег драматическое стаккато оркестра и предрасстрельную дробь барабана. — Класс!

Свет погас и зажегся.

Женщина-вамп стояла в чем мать родила, не считая лакированных туфель. На её руках обвисал отсосанный до полного обескровливания подавальщик.

— Браво! — заорал Олег.

— Еще давай! — подхватил и я за кампанию.

И сгреб в карман пиджака удостоверение таможенника-кинолога.

Олег пребывал в возбуждении. Не до меня или подсчета своих удостоверений ему было. Он даже спел:

— Пираты наслажда-а-а-лись танцем Мэри-и-и…

И ведь полнейшим дураком не назовешь, подумал я, и резко спросил:

— Когда и как ты попал в Легион?

— Из Афгана, — ответил он машинально.

Женщина-вамп, выворачивая коленки, почти вприсядку, из-за высоких каблуков, утанцовывала в сторону занавески у стойки бара. Обескровленный подавальщик, пятки вместе, носки врозь на ширину приклада, простирал руку на её длинную белую от пудры спину, требуя аплодисментов.

— Давай по порядку, — сказал я Олегу.

Он спохватился. Выжидал, соображая, насколько глубоко вляпался с откровениями.

— Давай по порядку. Понял? — приказал я с нажимом, перегнулся через столешницу, намотал конец его галстука в горошек на правый кулак, а левым ударил в пах. И держал на галстучном поводке до тех пор, пока хватавший рот воздух не принял нормального положения.

— Еще? — спросил я.

— Понял… Откуда начинать?

— С места вербовки…

— Казарма Жюно, Дижон, Знаменная улица… Сказать телефон?

Я отпустил галстук.

— Путь в Дижон?

— Афган после трехмесячной подготовки молодого солдата… Разведрота. За полгода до дембеля по приказу ротного вылетел с двумя офицерами из особого отдела на вертушке с тремя цинковыми ящиками на борту. Домой, как сказали. Были подбиты. Когда рухнули, я вылетел с борта. Погибли все, кроме меня… Взломал один помятый ящик. Внутри оказались холщовые мешки с металлическими застежками. В мешках лежала зеленка… Распихал, сколько мог, по карманам и пошел в сторону нашей границы в надежде попасть на блокпост. Нарвался на духов. Не убили из-за зеленки, решили, что дезертир. С их базы попал в Пакистан, стал наемником, воевал с индусами. Потом обзавелся документами. Вернулся в СССР через Ташкент, там у меня дружок был. Выпить успели, потолковали по душам, а его сестрица шепнула, что уходить надо, братец за ментами послал… Сделал ноги. Уехал в Бангладеш, оттуда перебрался в Алжир, из Алжира в Испанию. С пакистанскими документами, они были подлинные. И потом Легион.

— Где проходил подготовку, специальность?

— Первый учебный лагерь на Корсике, группа морских диверсантов.

— Ну, хорошо… Думаю, что с зеленкой ты не домой шел, а к духам как раз. Да это не важно для меня. Вот что скажи… Где был в Бангладеш?

— Город Читтагонг, порт…

— Как там нищие выглядят?

Олег засмеялся. Я — тоже. Все было в порядке.

— Две бороды? — спросил я.

— Одна сверху, другая между ног, и никакой одежды, — сказал Олег.

— Хочешь работать со мной?

— С тобой — это с кем?

— На себя. Со мной — это на себя. Тогда вылезешь из дерьма, в которое ты тут крепко сел, я вижу. На себя. Если со мной. И на меня, конечно. Взаимосвязано. Гарантий не даю. Уж положись… В любом случае, это лучше, чем с Гамлетиком, верно?

— Выходит, ты — Интерпол.

— Ничего не выходит. Я это я. Вот и все. Зовут Бэзил Шемякин, и теперь я из Москвы… Собирай свои фотки и ксивы. Я забыл про них. Больше не хвастай. И пора тебе двигать отсюда. Скажешь Жибекову, что проводил меня в «Палас», посидел из вежливости и ушел, а я остался, дела имелись. Теперь иди…

— Дальше что делать?

— Что велю. Придет человек и скажет. Человека ты узнаешь, он найдет тебя сам, живи по-старому изо всех сил, до скорого…

— Ого! — сказал Олег.

— Давай, давай, марш в бордель, Легион! Гестапо проскочил. Зачислен…

Он ухмыльнулся. Так и следовало. Гестаповцами в Легионе называли офицеров-особистов, которые вели допросы кандидатов в легионеры, прошедших тесты физической и психологической выносливости, и занимались контрразведкой. Другими словами, обижаться ему на меня не приходилось: допрос есть допрос, ничего личного.

Виски «on the rock», в которых растаял лед, бесцветное и почти безалкогольное пойло, Олег прикончил в отвратительной, отдающей скупостью манере Мэтью — стоя и наклонившись, чтобы не оставлять и капли оплаченного. Я поднял свой стакан и тоже пригубил, как бы присоединяясь за кампанию.

Сделка с дьяволом у тебя состоялась, парень, подумал я про Олега Притулина.

Следовало все-таки перебираться в игровой зал, как предписывалось Ибраевым.

Послонявшись между столами без игроков, за которыми обретались истомившиеся крупье, я прочел от нечего делать написанное кириллицей, стилизованной под готику, настенное объяснение в позолоченной рамке про азартную княгиню Суворову и сел на табуретку у стойки. Как явствовало из витиевато и с загогулинами отпечатанного винного меню, зал и назывался «Княгиня Суворова». В честь особы, исхитрившейся две недели подряд ежедневно выигрывать по миллиону франков в Монте-Карло сто лет назад.